Доктор гад

Она мелко задрожала, и Дитр, придвинув стул к ней поближе, отнял её пальцы и, прищурившись, стал гадать, заслуживает ли бывшая жена Рофомма Ребуса, чтобы ей проткнули ладонь. Странно было держать её за руку – хотелось сжать кулак, сломав кости, и, вопреки этому – окунуться лицом в её глухое тепло, целуя ладонь изнутри и каждый палец.

– Перед сном он сказал мне, что ему жаль, что я в таком настроении, и если я хочу, чтобы он помог мне в чем-то, он готов помочь, он же душевник. Я ответила, что все в порядке. Он быстро засыпал в те дни, когда не принимал своего порошка, и это был один из тех дней. Я ждала, лежала без сна, встала и побродила по комнате. Выкурила одну из его папирос, и от запаха он не проснулся. Я присела и достала из-под кровати чемоданчик, вытащила подушку из футляра – и принялась на неё смотреть. Стояла и смотрела на подушку несколько минут – подушку, воняющую хладоном, представляете? Я не знала, присесть ли мне на кровать или сделать это стоя. Стоя, решила я, будет мало контроля, сидя – слишком неуклюже. Я забралась на него, перекинув ногу через его торс, и занесла подушку над его головой. Я долго так сидела, затем до меня дошло, что я не знаю, что потом буду делать с трупом. Скорее всего, меня потом повесят, но если семья сестры постарается, то, быть может, и расстреляют. Я отложила подушку и принялась думать. Я читала о самокончаниях с помощью хладона, а Рофомм всегда был непростым человеком, это все знали. Все могут подумать, что он решил свести счёты с телесным. Но я всё не могла опустить подушку.

Дитр понял, что всё ещё держит её за руку, и притянул к себе. Женщина обняла его и стала шептать на ухо:

– Я решила поцеловать его напоследок – всемирная глупость, не правда ли? Легонько, чтобы он не проснулся. Один раз у меня не получилось. Я принялась гладить его по волосам и целовать в щёки и в лоб, понимая, что я никогда не смогу его прикончить, сколько бы зла в нём ни было. Во сне он повернул голову на бок, и я смотрела на его профиль, на этот драный серебряный стандарт, которым я любовалась, ещё когда и понятия не имела о гралейских стандартах и породах. Я слезла с него и взяла подушку. Вытащила чемоданчик, футляр и подушку в атриум и спрятала в прихожей, чтобы утром захватить с собой и выкинуть подальше. В комнате я открыла окна, чтобы выветрился запах хладона. Было холодно, но мужу плевать и на жару, и на холод, он утром даже не кашлял. Я же всю ночь дрожала, прижимаясь к нему, но не только от холода. Я решила, что разведусь с ним. Получу статус почётной гражданки и разведусь без объяснения причин – и будь что будет с этой проклятой площадью, с Администрацией, с…

со всем. А сейчас его воля, его сила, ярость и ненависть – в вас, как же хорошо я это ощущаю! – она прикоснулась губами к его виску. – Как так? Кто вы? Побудьте со мной, побудьте во мне, дайте мне вас узнать…

Она говорила с жаром, нащупывая пуговицы у него на жилете, а Дитр вдруг явственно почувствовал чужое желание схватить её за шею, увидеть, как синеет её нежная, бледно-оливковая кожа, драть ногтями её одежду и елозить оплавленными, пятнистыми руками по её наготе, впиться зубами в её промежность и под вопли женщины наслаждаться вкусом её крови. Если доктор Ребус был просто склонным к троеблудию чудаком, то масторл Ребус, всемирщик, террорист, серийный и массовый убийца, – был настоящим извращенцем. И Дитр прочно держал его тёмную волю, не давая излиться на льнущую к нему Эдту Андецу. Он отдалился от неё, еле скрывая дрожь, – их близость была бы опасна для этой женщины. А ещё близость была бы разрушительна для их дружбы с доктором.

– Мужа спросите, прежде чем меня трогать, – он делано улыбнулся.

– Он мне больше не муж, – дама вскинула голову, но отодвинулась. И, словно по заказу, под окнами застучали копыта экипажа, а хриплый голос, в который из-за выпивки превратился баритон шеф-душевника, что-то отвечал другому мужчине. Эдта нахмурилась, узнав второй голос. – Дирлис? И чего его тьма принесла?

– Это везде так, вот и до нас докатилось, – говорил Дирлис. – Доминион – Эцдомин сбежал, им грозит династический кризис, Принципат – на престол венчали этого полоумного националиста. Вот и наше время пришло, давно причём. Бандиты, говоришь? На севере есть кое-кто похлеще бандитов. Одни молятся туману, другие шастают по улицам и проповедуют о каре всевышней.

А Префектура Акка – те ещё вредители. Сектанты у них больше ничего не нарушают, если платят налоги, а что там всемирное нарушение – нет, господа, никаких всемирных нарушений, у нас свобода мыслеересей. На границе расплодилось новых гнездовий, их, говорят, то наша армия втихаря вырезает, то гралейская. Сейчас-то уже не знаю – после сегодняшнего. Что будет с армией?

– А полиция, а граждане? – отвечал Ребус. Голоса приближались.

– А что полиция? Ты сам, думаю, понял. Дело есть только тем, у кого, например, жена забрала детей и босиком ушла к мракобесам. Или мне. Или тебе, живи ты в Акке. Пошёл бы?