Доктор Х и его дети

Войдя наконец во двор, он увидел это существо. Десяток темных фигур бегали по снегу и кидали друг в друга снежки. Молча. Если комок поражал цель, мишень не издавала ни звука, лишь молотила руками воздух в знак поражения, поскорее лепила новый снежок и вновь с азартом врезалась в общее броуновское движение, посреди которого вопреки законам физики отдельной, руководящей частицей мелькала рыжая голова.

Христофоров остановился в проеме арки и закрыл глаза, пытаясь унять сердце, которое подпрыгивало, как на батуте, до самого затылка.

Земля, как и лестница, захотела уплыть из-под ног, но он удержал ее, привалившись спиной к стене, вбирая в себя холод, рождавший крупную дрожь во всем теле и хоть на время прогонявший дрожь мелкую, тошнотворную, которая чутко дремала внутри и вскидывалась после каждого маломальского напряжения.

Конечно, во всем был виноват только он. Надо было сразу забрать у Фашиста чертову оконную ручку, поблагодарить за предотвращение побега и не позволять помогать Существу. Но Христофоров и сам так увлекся идеей диковинного подарка, что почувствовал себя мальчишкой, способным вылезти в окно наперекор правилам и запретам. Пошел на риск ради этих двоих, которым нужен был настоящий поступок, чтобы скрепить дружбу. «Туда-обратно — мигом, — напутствовал он Фашиста. — Ты назначен руководителем операции. Анну Аркадьевну я беру на себя». Даже дежурством поменялся. И вот как его отблагодарили.

— Быть может, это все пустое, обман неопытной души, и суждено совсем иное, — сообщил радостный голос рядом.

Христофоров открыл глаза.

— Ты в отделении должен быть, — сказал он Шнырю. — Тебя Анна Аркадьевна пожалела и на праздник с собой взяла?

Шнырь радостно закивал головой и запустил в Христофорова снежок.

— Ах, так?! Ну держись!

Получив ответный бросок, Шнырь тут же забыл о конспирации, сохранять которую обещал рыжей девочке, и радостно засмеялся на весь двор.

Смех спугнул детей, игра прекратилась, они сгрудились возле снеговика, снова став похожими на большое бесформенное существо — запыхавшееся, тревожно дышащее, еще радостное, но уже испуганное.

«Гинтубуб», — всплыло в памяти Христофорова странное, рожденное в детских снах слово, и он вдруг заново, как много лет назад, испугался его, перестав различать знакомые лица. Гинтубубы как раз и были страшны своей безликостью, молчаливым сплочением и враждебной отчужденностью. Стояли в стороне и смотрели на маленького Христофорова, нырнувшего из реальности в их мир.

Как боролся он с гинтубубами и как склонял на свою сторону, когда встречал их на бескрайних просторах сна? Христофоров постарался вспомнить — и вспомнил.

Он сделал два шага от стены, неловко нагнулся и зачерпнул еще одну пригоршню снега.

— Чего ждете, бандерлоги? — крикнул он изучавшему его существу и, размахнувшись, отправил в него снежный снаряд.

Существо приняло вызов. Всколыхнулось, распалось на десяток фигур и приступило к обороне. После пары бросков в медлительного Христофорова дети осознали свое преимущество и продолжили броуновское движение вокруг снеговика со съехавшим набекрень красным ведром.

— Простите меня, — отчаянно шепнул Фашист, оказавшись рядом. — Я не виноват! Она у нас ручку отобрала, чтобы со всеми подарком поделиться!

Христофоров махнул рукой. Ясно, что во всем виновата вновь сработавшая больничная метафизика: чего еще мог он ждать от рыжей девицы в чужое дежурство?

Очередной снежок засветил ему прямо в нос, а вслед за ним перед глазами взметнулись огненные кудри. Заключенный в объятия, Христофоров успел лишь замычать, когда Элата чмокнула его в щеку и понеслась дальше.

Никто не смотрел по сторонам и уж тем более не задирал голову вверх, а потому не видел Омена, глядевшего на снежную пальбу во дворе из окна третьего этажа. Анна Аркадьевна уже принесла ему зимние ботинки в подарок от Христофорова, который так и не понял, как Омен собирался бежать зимой в больничных тапочках.

Сплюснув нос пятачком, Омен внимательно следил за расстановкой сил на поле битвы. Он досадовал, когда неуклюжий Христофоров вновь и вновь становился мишенью, радовался, когда тому удавался меткий бросок и не чувствовал улыбки, поднимавшей уголки его губ.

Земля плыла под ногами доктора Христофорова, когда дети, весело толкаясь, залезали обратно в окно. Он подсадил хохочущего Суицидничка, который никак не мог подтянуться на руках и вскарабкаться сам. Хотел последовать примеру детей, но понял, что ставшее ватным тело не позволит лихо влезть в окно и ему. Дождался, пока Существо с Фашистом закроют окно с той стороны, на всякий случай погрозил им кулаком и побежал через двор к центральному входу.

Вдруг словно кто-то дернул рычаг — и земля, до этого скользившая под его ногами, понеслась куда-то с бешеной скоростью. Христофоров ничком упал на снег, успев только увидеть перед собой все освещенные окна больницы — и то единственное, из которого на него смотрел тезка Ванечка.