Читаем Доктор Х и его дети полностью

В этом удивлении — свое очарование. Словно надо знакомиться заново, начинать все с нуля. Не топтаться на месте, а идти и идти навстречу, каждый раз оказываясь на шаг ближе.

Занятие разделялось перерывом, но на школьную перемену он похож не был: из класса не выпускали. Девочки болтали. Парни пережидали молча.

На перерыве они и подслушали разговор о том, кто какой подарок на Новый год хочет. «Хочу то, не знаю что, — скала Элата. — И чтобы ни у кого такого подарка не было, чтобы я удивилась!»

— Есть такой подарок, — шепнул Фашист. — Я тебе его покажу, когда в палате одни останемся.

Через два дня Существо нырнул под кровать Омена, ощупал все неровности и взглянул на приятеля с удивлением.

— Как ты узнал?

— Давно заметил, когда еще в «собачий кайф» играли. Ты-то старался, кайфовал, а мне быстро надоело. Душил ты меня слабо, так что я только вид делал, что кайф ловил, и сочинял, что рыжую видел, чтобы тебя позлить. Уж очень ты смешно злишься. Раз глаза только чуть-чуть прикрыл, смотрю: он под кроватью копошится. Наблюдать начал. Потом сам залез: когда все на обед пошли, специально задержался. Вот и нашел то, из-за чего шухер был.

— И никому не рассказал?

Фашист задумался, будто припоминая, а потом хлопнул Существо по плечу.

— Нет. Начнут разбираться — всем влетит.

— А мне это зачем?

— Подарок хороший. Как раз то, что тебе надо.

— С чего ты взял?

— Так всё макраме знает, — хохотнул Фашист. — Тут же психи, а не слепые. Такого подарка в дурке ни у кого не будет! И на свободе тоже. Мне для друга ничего не жалко.

* * *

Коварство злых гномов уже раскрыли, отец Варсонофий красной рукавицей вытирал со лба пот и готовился развязать мешок с подарками от спонсоров больницы, туманно названных в сценарии двенадцатью месяцами.

Спектакль готовился один для всех отделений, менялось только содержимое мешка, с которым следовало быть начеку. Однажды в меценатах оказался американский фонд охраны психического здоровья, умудрившийся по простоте душевной или, напротив, по хитромыслию подпихнуть в подарки упаковки презервативов. Варсонофий придерживался первой версии, Христофоров — второй, но к выводу пришли общему: может, оно и неплохо, что фонды эти вскоре позакрывали, а ну как голландцы подарки слать начнут.

Резиновые изделия, летавшие тогда веселыми воздушными шариками по всей больнице, стали местной легендой. Она неизменно оказывалась известной всем новым пациентам, поэтому, когда отец Варсонофий справился с узлом на мешке, в зале раздались смешки.

«Как бы не так», — подумал Варсонофий. В мешке лежали калькуляторы, из которых накануне они с Христофоровым целый час вынимали батарейки. Потрошеный калькулятор — подарок безобидный, а батарейки проглотить можно.

Младшим отделениям дарить подарки просто. Избежать толкучки помогала игра «Закрой глазки»:

— Сядьте на стульчики, закройте глазки, вытяните ручки, — речитативом пел отец Варсонофий и ловко раскладывал в протянутые руки подарки.

Усадить старших было сложнее. Они не слушались, вертели головами, галдели, боялись, что на всех не хватит, толкали друг друга. Сидевшие у стенки воспитатели вставали и, ринувшись в толпу наводить порядок, только добавляли сумятицы. После раздачи подарков в зале приглушали свет, включали гирлянды и объявляли дискотеку.

— Не толпимся, не пихаемся, — закричал отец Варсонофий как перед лекцией, забыв, что он — Дед Мороз, и вытащил первый калькулятор.

— Пошли, — шепнул Фашист.

Существо сжал в кармане оконную ручку и послушно двинулся следом.

— Куда? — спросила сидевшая у выхода Анна Аркадьевна.

— В туалет, — жалобно сказал Фашист и кивнул направо в сторону уборной.

— Терпят до последнего, а потом донести не могут, — сказала она, поглядев на Существо, с мученическим видом засунувшего руку глубоко в карман.

— Анна Аркадьевна, поднимитесь в отделение, Христофоров просил, — подошла к ней кастелянша.

Воспитатель еще раз неодобрительно смерила мальчиков взглядом, но пропустила вперед и направилась к лестнице.

— Быстрей, — скомандовал Фашист.

В два шага Существо очутился у окна. Руки оказались потными, ручка скользкой как змея. Мимо, мимо, мимо…

Все, вошла до упора. Поворот и — морозный воздух взрывной волной ударил, оглушил, обездвижил. Привыкшие к больничному духу легкие обожгло кислородом, и перед тем как расправиться и задышать в полную силу, они словно сдулись, выпуская из себя суррогат.

Закружилась голова, Существо чуть не упал с подоконника. Откуда-то изнутри, раздвигая ребра, навстречу настоящему воздуху и свободе рванулся небывалый восторг.

— Скорее, — торопил карауливший у дверей Фашист.

Существо пружинисто приземлился на снег и оглянулся. Распахнутое окно совсем невысоко, обратно можно залезть, подпрыгнув и подтянувшись на руках, — лишь бы не поймали.

Окна зала, задернутые плотными шторами, светились за выступом стены. Он не отказал себе в удовольствии раскинуть руки, как птица расправляет крылья, и описать полукруг, прежде чем принялся за дело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза