Доктор Коул

Р. Дж. тщательно подготовилась, выбрала платье, которое уже давно не надевала. Когда он заехал за ней, оказалось, что он одет в твидовый пиджак, шерстяные брюки, легкие туфли и тяжелое пальто, прекрасно подходящее для холмов. Они поехали в кафе на трассе, где выпили вина, пока готовили их заказ. Р. Дж. отвыкла от алкоголя. Вино помогло ей расслабиться, и она обнаружила, что Деттингер интересный человек и хороший собеседник. В предыдущие годы он по нескольку недель работал в Гватемале с детьми, получившими психологическую травму из-за убийства одного или обоих родителей. Он задавал много вопросов о ее работе.

Р. Дж. понравилась еда, разговоры о медицине, книгах и фильмах. Ей было так хорошо, что, когда он привез ее домой, она посчитала уместным пригласить его выпить кофе. Р. Дж. попросила его разжечь камин, пока она будет готовить горячий напиток.

Когда он поцеловал ее, это тоже показалось ей вполне уместным и приятным. Он неплохо целовался.

Вскоре, однако, ее губы словно одеревенели, и он остановился.

— Мне очень жаль, Кен. Думаю, нам не стоит забегать вперед.

Если она и задела его самолюбие, то он этого не показал.

— Ничего страшного.

Она заколебалась, и он улыбнулся.

— В будущем я собираюсь часто бывать в этом городке. — Он поднял чашку с кофе. — Давайте выпьем за лучшие времена. Когда захотите снова встретиться, просто дайте знать.

Он поцеловал ее в щеку и ушел.

Через неделю он приехал из Нью-Йорка на три дня рождественских праздников с еще одним мужчиной и двумя привлекательными молодыми женщинами.

Когда Р. Дж. проезжала мимо них, Кен нажал на клаксон и помахал ей.

Р. Дж. провела Рождество с Эвой. Она приготовила дома небольшую индейку, которую принесла вместе с закусками и шоколадным тортом в квартирку Эвы, однако старушка получила мало удовольствия от еды. Ей сообщили, что через две недели ее заберут в дом престарелых в Нортгемптоне. Р. Дж. поехала туда, чтобы проверить условия содержания. Она сказала Эве, что там хорошо. Старуха слушала ее и молча кивала.

Р. Дж. убирала со стола грязную посуду, как вдруг Эва начала кашлять. Когда Р. Дж. закончила мыть посуду, лицо Эвы уже успело покраснеть. У нее поднялась температура.

У P. Дж. был большой опыт лечения гриппа, потому для нее не составляло труда распознать обычные симптомы. Должно быть, у Эвы был штамм, не учтенный при создании вакцины, которую ей укололи.

Р. Дж. подумала, не заночевать ли в квартире Эвы, или лучше попросить кого-нибудь подежурить ночью.

Но Эве было очень плохо. В конце концов Р. Дж. пришлось вызвать «скорую» и отвезти больную в Гринфилд, где она подписала необходимые бумаги для госпитализации Эвы.

На следующий день она поняла, что поступила правильно. Инфекция парализовала дыхательную систему Эвы. Р. Дж. назначила ей антибиотики, надеясь, что пневмония вызвана бактериями, однако оказалось, что причиной заболевания являются вирусы. Эва быстро угасала.

Р. Дж. стояла в палате.

— Эва, — говорила она. — Эва, я с тобой.

Она ездила из Вудфилда в Гринфилд и обратно, сидела рядом с Эвой, держа ее за руку, и чувствовала, как жизнь вытекает из дряхлого тела.

Р. Дж. распорядилась давать ей кислород, чтобы облегчить дыхание, а потом еще и морфин. Эва умерла за два дня до нового года.

Земля на кладбище в Вудфилде была твердой, как кремень, потому могилу вырыть не удалось. Гроб Эвы оставили в специальном хранилище. С похоронами пришлось подождать до весенней оттепели. В конгрегационалистской церкви прошли поминки, однако людей присутствовало немного, потому что мало кто в городе помнил Эву Гудхью.

Погода была отвратительной. Тоби называла ее «собачьей». У Р. Дж. даже собаки не было, чтобы переживать с ней тяжелые времена. Она видела в низко нависших небесах угрозу хорошему расположению духа, потому разыскала в Нортгемптоне учителя игры на виоле да гамба. Ее звали Ольга Мельникофф. Это была женщина преклонного возраста, двадцать шесть лет проработавшая в Бостонском симфоническом оркестре. Р. Дж. начала брать еженедельные уроки. В тишине ночного холодного дома Р. Дж. сжимала виолу между ног, словно любовника. Первые движения смычка порождали глубокие глухие вибрации, которые пронизывали ее тело насквозь, и очень скоро она полностью отдавалась игре. Миссис Мельникофф начала преподавать ей с азов, не уставая показывать, как необходимо держать смычок, и заставляя снова и снова играть гаммы. Так как Р. Дж. в свое время неплохо играла на пианино и гитаре, вскоре ей удалось разучить небольшие произведения. Это ей очень нравилось. Музицируя в одиночестве, она чувствовала, что ее окружают поколения предков, которые играли на этом инструменте.

Настало время жечь поленья в камине и проводить ночи под одеялом. Р. Дж. знала, что дикие животные, должно быть, страдают. Она хотела оставить в лесу солому для оленей, но Ян Смит отговорил ее.

— Лучше оградить их от нашей доброты. Они чувствуют себя лучше всего, когда их не трогают, — сказал он, и Р. Дж. пыталась не думать о животных и птицах, страдающих от суровой погоды, когда даже стволы деревьев трескались от мороза.