Обещал. Я могу утром друзьям пообещать, что пойду вечером с ними в кино, а вечером могу устать и сказать, что не пойду. Меня все еще не расстреляли и друзья меня не бросили, потому что с умом у них все в порядке, и они знают, что вечером есть два варианта: или я буду иметь силы и пойду в кино, или не буду иметь сил, и они пойдут в кино без меня. Никто не пострадает. Они заботятся о себе и обо мне.
В бизнесе, личных отношениях все то же самое.
Запомните, когда речь идет о предательстве в его негативном социальном, психологическом и эмоциональном компоненте, речь всегда идет о том, что брошенные паразиты тихо и громко ненавидят нормальных симбиотов, которые пошли искать себе лучшей доли.
Жестко, я понимаю. Но помните, что Северус Снейп предал Волан-де-Морта и только после этого снова стал очень хорошим человеком.
Относительная ценность жизни
В далекие 90-е годы прошлого века в одном из детских домов, куда меня пригласили для консультации, повесилась девочка. Правильнее сказать, она попыталась повеситься, но другие дети успели ее спасти. Мне нужно было ответить на простой вопрос: что с ней делать дальше?
Этот детский дом, как говорится, имел широкую известность в узких кругах. Смышленые дети умудрились не только наладить процветающий бизнес предоставления сексуальных услуг жителям района и города, но и после того, как рынок ординарной проституции девочек-подростков исчерпал себя и доходы перестали расти, дети организовали разветвленную сеть инновационной проституции мальчиков-подростков.
Девочка прибыла в детский дом несколько дней тому назад. Родители погибли в автокатастрофе, родственники не изъявили желания забрать подростка, и после соблюдения всех процедур девочка была направлена в данный детский дом. Не повезло трижды.
Вечером несколько старших девочек выпили и решили провести новенькой «школу молодого бойца». Сначала они несколько часов били ее, а потом вытащили во двор и заставили съесть собачьи какашки. На следующий день вся школа-интернат бегала за новенькой с радостными криками: «Говноедка! Говноедка!». Вечером девочка уединилась в классной комнате и попыталась повеситься. Дети (опытные психологи-практики) разумно предположили, что своими действиями доведут новенькую до самоубийства, поэтому бдительно следили за ней, подглядывали в замочную скважину и, когда девочка попыталась свести счеты с жизнью, забежали в класс с заранее приготовленным ножом, перерезали веревку и потом еще долго таскали девочку на руках по школе с криками: «Повесилась! Повесилась!».
– Куда нам ее теперь? – спросила меня директор.
– Не знаю, давайте поговорю с ней для начала, – ответил я.
В комнату, опустив голову, вошла худенькая девочка-подросток и села на предложенный стул напротив меня. Она достаточно подробно и связно рассказала все то, что я кратко изложил выше.
– Ты зачем какашки ела? – спросил я.
– Они меня угрожали убить. Говорили, что если съем, то отпустят и все закончится.
– И что нужно было делать?
– Я не знаю. Что я могла сделать? Их было много, и они все старше и больше меня.
– Значит, нужно было умирать, – сказал я. – Это даже не вопрос. Сама посуди – ты съела собачьи какашки, потом на следующий день умылась позором, потом сама же пошла и попыталась убить себя. Какой смысл было их есть?
– Я об этом не подумала.
– Подумай. Только еще подумай, что смерть в данном случае – это хороший вариант, но не лучший. Можно было попытаться защищаться. Их было больше, они были сильнее, но они были пьяные, и ты могла…
Дальше я научил ее тому, что может сделать даже очень маленькая девочка с очень большими девочками (и мальчиками), чтобы навсегда отбить у последних желание кормить кого-либо собачьими какашками.
– Ты ведь ничего не потеряла бы. В крайнем случае, убили бы. Умерла бы в бою.
– Я подумаю над этим, – сказала девочка, чуть-чуть улыбнулась и ушла.
На следующий день директор позвонила мне и рассказала, что стукачи (которые есть в каждом классе) рассказали, что девочка утром перед началом первого урока вышла перед классом и спокойно сказала: «Я позавчера съела собачьи какашки. Я поступила неверно. Я не буду больше так поступать никогда. И я сделаю все, чтобы убить того, кто еще раз обзовет меня „говноедкой“».
Больше ее никто не обзывал. Инцидент был исчерпан.
Ее хотели перевести в другой детский дом, но назовите мне тот детский дом, в котором ей не пришлось бы рано или поздно защищать честь и достоинство.
И здесь мне хочется дать один очень важный совет. Мы часто говорим нашим детям, что жизнь имеет абсолютную ценность. Мне кажется, что мы ошибаемся и говорим неправду. Есть ряд обстоятельств, которые стоят жизни и после которых жизнь теряет ценность и смысл. Поэтому наша жизнь имеет относительную ценность.