Сажусь в кресло, которое еще хранит тепло тела Винса. Я так нервничаю, что даже скрип кожи подо мной раздражает. Хуже всего воспринимается незнание. Когда ты в курсе, чего стоит ожидать, даже если это что-то страшное, все же легче, чем просто вот так сидеть в неведении и понимать, что ничего не можешь сделать. Хотя почему не могу? Я могу! Подскакиваю с кресла, но тут же медленно возвращаюсь на место. Он просил о доверии. Просил слушаться его на территории клуба. Да, на мне его ошейник, и никто ничего мне не сделает, но, вероятно, у Винса были причины, чтобы попросить меня об этом. Кручусь в кресле и пью вино. Не для удовольствия ― для храбрости, потому что не знаю, что будет дальше.
Спустя примерно час ― Винс не удосужился повесить в кабинете часы ― дверь кабинета открывается, и в нее решительным шагом входит хмурый Дарк.
– Элисон, поехали, я отвезу тебя домой.
– Но вы же пили… ― почему я подумала именно об этом?
– Я с водителем. Поехали.
– А где Винс? ― спрашиваю, вставая. ― Я никуда не поеду без него.
– Он попросил меня отвезти тебя домой. Эли, ему сейчас не до тебя. Собирайся. Где твои вещи?
Кто там говорил про рациональное мышление и правильные выводы? О доверии? Тот, которому сейчас не до меня. Беру свою сумку и покорно следую за Дарком по коридору к черному выходу, через который мы с Винсом обычно входим в клуб.
– Амелия, запри кабинет Винса, ― бросает Дарк спешащей нам навстречу помощнице Винса.
Она кивает и обращается ко мне:
– Мастер сказал, что позвонит вам, как освободится.
– Пусть не утруждается, ― резко выпаливаю я и выхожу на улицу.
Говорят, в Вегасе всегда жарко, буквально круглые сутки. Это не совсем правда, по ночам бывает прохладно. Это же пустыня. И сегодня прохладно, или это меня знобит после всего, что произошло за сегодняшний вечер? А может, сказывается холод, который я чувствую от того, как мы с Винсом за какой-то час начали отдаляться друг от друга.
Мы садимся в черный седан. Я ни черта не разбираюсь в машинах, но эта, вероятно, дорогая и какого-нибудь премиум-класса. Она длинная, гладкая, со светлым кожаным салоном и кучей всяких штук на панелях. Дарк спрашивает мой адрес, передает его водителю, и мы трогаемся с места. Я смотрю на пролетающие мимо огни и едва сдерживаю слезы.
«Ему не до тебя сейчас… не до тебя…» ― эти слова снова и снова звучат в моей голове беспощадным эхом резкого тона Дарка. И если раньше я симпатизировала этому мужчине, хоть слегка и побаивалась его, то из-за сегодняшних слов начинаю его ненавидеть. Едкий ком, прожигающий горло, все никак не хочет уходить, он снова и снова образуется там, как бы я ни старалась проглотить его.
– Лиз? ― резко произносит Дарк, и я поворачиваю голову в его сторону. Он разговаривает по телефону. ― Там у Винса проблема. Ты в клинике? Подъедь, пожалуйста, надо залатать кое-кого. Нет, уже повезли. Да. Но нужен твой контроль, сама понимаешь. Да, конечно. И, Лиз, как всегда, ты поняла. Спасибо. Буду должен. ― Он молчит, пару минут слушая, что говорят на том конце. Переводит взгляд на меня и слегка хмурится. ― Это ты с Винсом договаривайся. Спасибо.
Дарк убирает телефон в карман, а я продолжаю сверлить его взглядом, надеясь, что узнаю хоть что-то еще, но он молчит. Я пару раз открываю рот, чтобы задать прямой вопрос, но понимаю, что получится не диалог, а истерика, поэтому снова замолкаю и отворачиваюсь. Через несколько минут все же не выдерживаю и срывающимся голосом спрашиваю:
– С Винсом все хорошо?
– Да, ― коротко отвечает он, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать на него за то, что он ничего не объясняет.
При этом меня омывает облегчение. Самое главное, что с Винсентом все в порядке, а с остальным мы как-нибудь справимся. У моего дома Дарк коротко прощается со мной, а водитель даже не успевает выйти из машины, чтобы открыть мне дверь, как, буркнув «Доброй ночи», я уже бегу к дому. К счастью, мама спит и не видит, в каком виде и состоянии я заявилась домой. Меня трусит, а рыдания, которые до этого были где-то в грудной клетке, сейчас рвутся наружу, заполняя горло горечью. Я быстро раздеваюсь и бегу в душ, где под шумящим потоком струй даю волю своей истерике. Я рыдаю так долго и так тяжело, что перед глазами все плывет. Кажется, у меня болит все тело из-за того, что я чувствую. Так долго принимать душ ― это непозволительная роскошь для нас, но я сейчас не могу иначе, мне нужно, чтобы все мои страдания были смыты в канализацию, иначе мне никак не успокоиться.
Я выхожу из ванной только тогда, когда кожа уже сморщилась от воды, а слез совсем не осталось. На меня навалилась такая усталость, что, кажется, я тяну на себе тонну камней. Бреду в свою комнату, но вдруг из маминой спальни слышу:
– Эли, это ты?
– Да, мам, ― отзываюсь, но не вхожу, не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии. Ей хватит волнений о протезах и защите диссертации.
– Все хорошо, детка?
– Да, мамуль, устала очень. Пойду спать.
– Я думала, ты останешься у Винса, ― не унимается она.
– Я решила приехать домой. Спокойной ночи, мамуля.