Читаем Доктор Захарьин. Pro et contra полностью

Почему этот в сущности чёрствый человек, не помнивший по фамилии ни одного студента и отнюдь не увлечённый педагогической деятельностью, задержал вдруг свой холодный пристальный взор на Захарьине, неизвестно. Можно лишь предполагать, что однажды он пошёл навстречу просьбам или уговорам коллеги, Родиона Геймана, либо его тестя, Григория Фишера фон Вальдгейма, знавшего Овера с детства и оказывавшего ему «нравственную поддержку в тяжёлых обстоятельствах».[41] Так или иначе, но 10 июня 1852 года Овер подал в Совет университета прошение: «На открывшуюся вакансию ассистента вверенного мне отделения, находя вполне достойным студента Григория Захарьина, выдержавшего в минувшем мае месяце экзамен на степень Доктора Медицины, честь имею покорнейше просить Совет Университета исходатайствовать ему определение в означенную должность».[42] Поскольку в тот день Совет университета утвердил Захарьина в степени лекаря, нельзя исключить, что решение предоставить место ассистента вчерашнему студенту, только что получившему звание докторанта, возникло у Овера внезапно и своё прошение он написал всё на том же заседании Совета.

Вопрос о назначении новоявленного выпускника Московского университета на скромную должность ассистента требовал, однако, всестороннего рассмотрения и согласования. Всякой официальной бумаге надлежало перемещаться от чиновника к чиновнику степенно и с оглядкой, а не вприпрыжку, как в странах, где полагают, что время – деньги. не удивительно поэтому, что лишь в конце декабря 1852 года попечитель Московского учебного округа уведомил ректора: «Высочайшим Приказом по Гражданскому Ведомству 3 сего декабря лекарь Захарьин определен ассистентом Терапевтического Отделения Факультетской Клиники Московского Университета».[43]

<p>В клинике Овера</p>

Когда томительное ожидание резолюции высокого начальства закончилось, и Захарьин получил наконец и место в клинике, и казённую квартиру, и первое жалованье в размере двухсот рублей серебром в год, настала пора срочной подготовки докторской диссертации. В 1853 году девяностостраничный опус «Учение о послеродовых болезнях, изложенное Григорием Захарьиным» вышел в свет на русском языке с посвящением достопочтенному дяде Родиону Гейману.

Тут же выяснился, кстати, ещё один университетский покровитель Захарьина, поскольку в самом начале своего исследования диссертант написал: «Пользуюсь случаем выразить публично полную признательность моему высокоуважаемому профессору, Алексею Ивановичу Полунину, не отказавшему мне в своих советах».[44] Внешний вид и манеры ординарного профессора Полунина, возведённого впоследствии в ранг одного из основоположников патологической анатомии в Российской империи, придавали ему удивительное сходство с обычным сельским дьячком: «Маленький, лысый с зачёсанными вперёд жиденькими висками, в допотопном фраке, он ходил как-то особенно, как будто подпрыгивая на каждой ноге и вместе с этим раскачиваясь в стороны, и всею своею фигурою напоминал семинарию, хотя, кажется, вовсе и не был семинаристом. Голос его был похож отчасти на гусиный, а говорил он, словно упирая на букву “о” и почти к каждому слову прибавляя частицу “с”, даже во время чтения лекций».[45] Чрезвычайно аккуратный в исполнении своих обязанностей, студентов пятого курса он обучал патологической анатомии, второго курса – патологической физиологии, а третьего курса – общей терапии. для него было, по-видимому, не так уж и важно, что преподавать, лишь бы возвышаться на кафедре и ежегодно читать по засаленной пожелтевшей тетрадке одни и те же бесполезные для студентов лекции.

Невозможно даже предположить, почему этот невзрачный, тщеславный и довольно холодный человек взялся протежировать вчерашнему студенту. за истечением срока давности, как говорят юристы, невозможно также ответить на вопрос, почему Захарьин принёс свою благодарность не родителям, не учителям и даже не директору клиники, а трудолюбивому схоласту Полунину, совершенно лишённому, по словам Белоголового, «того священного огня», который всегда озаряет деятельность крупных учёных и педагогов. Не исключено, впрочем, что Захарьин просто заискивал перед Полуниным, поскольку тот пользовался безусловным влиянием в Совете университета, да ещё редактировал «Московский Врачебный Журнал».

2.2. Титульный лист докторской диссертации Г.А. Захарьина (1853).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии