«Доктор Живаго» как исторический роман

фотографии представительниц высшего общества и популярных актрис, облачившихся в формы различных общин сестер милосердия <…> создавалось обманчивое впечатление, что «весь свет» надел популярную форму с красным крестом и трудится без устали в лазаретах [Колоницкий 2010: 261].

В то же время историк подчеркивает, что императрица и великие княжны относились к своим обязанностям чрезвычайно серьезно, для них форма сестер милосердия «не была обычным монархическим маскарадом» [Там же: 29].

С осени 1914 года Лара ухаживает за ранеными в Юрятине:

Как многие дамы-благотворительницы в уезде, Лариса Федоровна с самого начала войны оказывала посильную помощь в госпитале, развернутом при Юрятинской земской больнице [Пастернак: IV, 111].

Перестав получать письма от мужа с фронта, она «занялась серьезно начатками медицины и сдала при больнице экзамен на звание сестры милосердия» [Там же]. Решив отправиться на поиски мужа, «в этом качестве она отпросилась на полгода со службы из гимназии, оставила квартиру в Юрятине на попечение Марфутки», а дочь Катеньку пристроила в Москве «у Липочки» (дочери Кологривова, своей бывшей воспитанницы), муж которой — здесь еще одна характерная примета времени, — «германский подданный Фризенданк, вместе с другими гражданскими пленными был интернирован в Уфе» [Там же][61].

Возможно, при описании обстоятельств жизни персонажей во время Первой мировой войны для Пастернака были значимы и очевидные повторения сходных обстоятельств в новой войне: осенью 1941 года «интернируют» уже не подданных Германии, а «этнических» немцев, депортируют в Сибирь и Казахстан немцев Поволжья, которые с XVIII века были подданными России[62], а среди ближайшего окружения автора — в ноябре 1941 года арестовывают и высылают в Сибирь первого мужа его жены пианиста Генриха Нейгауза (см. [Пастернак: IX, 258]), угроза выселения из Москвы возникает и для родственников жены его брата Вильямов [Там же: 316]. Возникавшие фронтовые «романы» между докторами, ранеными и медицинскими сестрами также были не только частью повседневности 1940-х, но и знакомы Пастернаку на примере его младшей сестры Лидии, жившей в Англии. Ее муж Элиот Слейтер в 1940 году был мобилизован как военный врач, а после войны, оставив жену с тремя детьми, женился на медицинской сестре из своего госпиталя [Там же: 417].

Живаго как врач, естественно, не принимает прямого участия в боевых действиях, соответственно мы и не встречаем в романе непосредственного изображения боев. Однако с характерной особенностью этой войны, где главной оказывалась дальнобойная артиллерия, связаны три ключевых эпизода анализируемой части романа. Один — демонстрирующий важнейший принцип поэтики «Доктора Живаго», — когда встретившиеся Лара, Живаго, Гордон, Галиуллин и Гимазетдин не узнают друг друга[63]; второй — определяющий в сюжетном плане — ранение Живаго, в результате которого он оказывается в госпитале, где Лара служит сестрой милосердия[64]. Наконец, третий — Павел Антипов пропал без вести (его считают погибшим, но он попал в плен), после того как его часть оказывается под прямым артобстрелом:

Огонь прекратили. В наставшей тишине у стоявших на наблюдательном заколотились сердца явственно и часто, словно они были на месте Антипова и, как он, подведя людей к краю австрийской щели, в следующую минуту должны были выказать чудеса находчивости и храбрости. В это мгновение впереди один за другим взорвались два немецких шестнадцатидюймовых снаряда.

Черные столбы земли и дыма скрыли все последующее.

— Йэ алла! Готово! Кончал базар! — побледневшими губами прошептал Галиуллин, считая прапорщика и солдат погибшими[65] [Пастернак: IV, 114].

О специфике роли артиллерии в этой войне пишет У. Фуллер: