По прихоти истории рассказа о погибели до нас не дошло, зато нам остался настоящий гимн той старой домонгольской Руси, показывающий как высоко стояло ее патриотическое сознание. «Слово» – это настоящее признание в любви к Русской Земле, наслаждение её красотой и благоустройством.
Но предметом любования является не только природная красота Руси, но и её сила, власть над многими народами и престиж её единодержцев.
Именно эта общая национальная память, идея Русской Земли как единства, была той силой, которая удержала Русь от распада и исчезновения в годы ордынского владычества. И особенно почитал народ тех, кто готов был в те годы сражаться за Русь, как это делал святой Александр Невский. Для Великого Новгорода Александр был и защитником и палачом, когда принуждал богатый и не затронутый нашествием торговый город к монгольской дани. Принуждал ради того, чтобы облегчить нагрузку на другие, разоренные русские земли. Казнил, топил, вынимал глаза и должен был бы оставить по себе память как о деспоте. Однако что же пишет новгородский летописец в I новгородской летописи старшего извода по случаю кончины князя: «Дай, Господе милостивыи, видеть Лице Твое ему в будущий век, иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую Землю».
«За всю Русьскую Землю», так пишут в Новгороде, который сегодня любят представлять едва ли не как независимое государство, насильственно захваченное Москвой. Но нет, при всей особости своей жизни, при всех торговых связях с Западом, и у новгородцев на первом месте стояло общерусское патриотическое сознание – настолько, что даже деяния жестоко обходившегося с ними князя они оценивали через призму труда за всю Русскую Землю, а не только своего города.
Вот тот мировоззренческий фундамент, на котором возросло единое Русское государство – великая Россия. Возникло не только не с опозданием по отношению к Западной Европе, но и с опережением. Д.С. Лихачев в работе «Культура Руси эпохи образования русского национального государства» отмечал: «Национальные элементы отдельных культур, возникнув почти одновременно по всей Европе, лишь в России получают реальную опору в организации собственного национального Русского государства. Вот почему национальное своеобразие русской культуры XIV–XV вв. выражено отчетливее, чем национальные черты культуры Англии, Франции, Германии того же времени. Единство русского языка гораздо крепче в этот период, чем единство национальных языков во Франции, в Англии, в Германии и в Италии. Русская литература гораздо строже подчинена теме государственного строительства, чем литературы других народов…».
Я не могу согласиться с популярной формулировкой Л.Н. Гумилева, что «на Куликово поле пришли москвичи, серпуховчане, ростовчане, белозерцы, смоляне, муромляне и так далее, а ушли с него – русские». Понятно желание отметить великую битву как поворотный исторический пункт. Но, всё-таки, на Куликово поле пришли уже русские – причем русские не только с Владимирской, но и с Литовской Руси, вопреки предательству князя Ягайло, решившие принять участие в общерусском деле. Они хорошо понимали, что не дело Литвы, но дело Москвы есть истинное общерусское дело. Еще дядя куликовского победителя Дмитрия Донского – Симеон Иванович Гордый именовал себя титулом «всея Руси», а византийский император именовал его в хартиях: «рикс пасис Росиас» – король всей России. Нет, на Куликово поле выходили уже русские и сражались они уже за Россию, а не только за Москву.
Невозможно себе представить, чтобы в XV и начале XVI века французский или английский король обосновывал свои притязания на ту или иную территорию национальным принципом, чтобы он не защищал свои владения, а требовал передачи чужих, ссылаясь на то, что «там живут французы». Между тем, едва освободившись от ордынских пут, Россия начинает ирреденту русских земель. Польско-Литовское государство и Ливония мыслятся как похитители «вотчины», доставшейся русским князьям от предка – князя Владимира.