Доктрина Русского мира

Это утверждение, конечно, содержит значительное преувеличение. Самодержавие в России не раз и не два сталкивалось с мощным протестом – народными восстаниями, старообрядческим движением, смутами, дворцовыми переворотами и заговорами, а в конечном счете старый порядок пал под ударом революции, предпосылки к которой тоже должны были как-то вызреть. Иногда восстание и бунт оказывались вполне эффективной формой коммуникации между властью и народом, как, например, Медный бунт 1662 года, приведший к изменению финансовой политики.

Чего действительно удалось достичь самодержавию, так это вытеснения легитимных форм протеста, как наиболее опасных. Социальный механизм был сконструирован так, что практически любой протест ставил его фигуранта вне социальной системы и даже космического порядка как целого.

Но вот какая интересная картина вырисовывается, если сопоставить оценку Эйзенштадтом Российской Империи с её ближайшей типологической родственницей – Византийской Империей. Исследователь отмечает более высокую автономию элит, их смелые притязания на самостоятельность. «Византийская империя демонстрировала более высокую степень совмещаемости между различными движениями протеста и политической борьбой, чем это было в России… По существу именно острота этой борьбы привела в конце концов к падению империи».

Оказывается самодержавие стало для русской цивилизации способом избежать повторения судьбы Византии и сохранить контроль над социальными противоречиями так, чтобы они не привели к краху всей государственной конструкции. Снисходительно смотреть на свободную игру исторических сил, как показал опыт трех революций и перестройки, – это означает обречь на катастрофу весь социум, в том числе и сами эти исторические силы.

Предельно жесткий контроль и централизация оказываются меньшим злом, чем торможение развития, поскольку попытка стимулировать развитие через «свободную конкуренцию» элит неизменно заканчивается катастрофой. Но такой выбор, который позволяет России в её самодержавной сборке выживать и все-таки достаточно успешно развиваться, накладывает на самодержавие особую ответственность именно в качестве локомотива развития. Подавляя ради выживания социальную конкуренцию, оно обязано обеспечить при помощи других механизмов то развитие, которое иначе достигалось бы на пути борьбы социальных групп и элит.

РУССКАЯ ЗЕМЛЯ

Патриотизм присущ большинству развитых наций и в Европе и за её пределами. Но мало где он в такой степени лежит в самой основе цивилизации, как у русских благодаря представлению о Русской Земле – одной из ключевых категорий русской цивилизации. Именно русское патриотическое национальное сознание является старейшим национальным сознанием среди современных европейских народов.

Нет еще никакой Франции, есть «западная Франкия». Нет еще никакой Германии – есть Священная Римская Империя, к названию которой слова «германской нации» будут прибавлены лишь в 1512 году. Англия, лишь недавно под властью датских королей изжившая разделение на области англосаксонского и датского права, уже попала под власть новых властителей – горделивых нормандцев, соединивших франкскую спесь и норманнскую жестокость. А на Руси летописец уже выводит в заглавии своего труда вопрос: «Откуда есть пошла Русская Земля?»

Еще за полтора столетия до того русские послы приходят в Царьград со словами «мы от рода русского» – и приходят они «от великаго князя рускаго, и от всея княжья и от всѣх людий Руское земли». Уже в первом в истории документе с упоминанием русских – Бертинских анналах за 838 год, появляется эта формула «от рода русского»: «id est gentem suam, Rhos vocari dicebant». Летописец помнит еще отличия полян от древлян и вятичей, он знает, что русские князья соединили варягов и славян, но единство этой общности именуемой «русью» уже несомненно и вне обсуждения.

Первый русский летописец сознательно конструирует образ русской истории как истории единого народа, создающего единую страну и подчиненного единой власти (о том же говорит митрополит Иларион в «Слове о законе и благодати», касаясь князя Владимира: «И единодержець бывъ земли своеи, покоривъ подъ ся округъняа страны, овы миромъ, а непокоривыа мечемь»).

Эти три элемента – Земля, Народ, Держава в их единстве являются подлинной формулой русского патриотизма, унаследованной Россией от тех времен, когда никакого патриотического сознания у западноевропейских народов обнаружить еще невозможно. Лишь в 1214 году, после битвы при Бувине, где Филипп Август разбил германского императора и англичан, мы можем нащупать что-то вроде французской национальной гордости. Всего тремя десятилетиями позднее на Руси создается «Слово о погибели Русской Земли», щемящий душу патриотический манифест, оплакивающий гибель Руси в пожарище монгольского нашествия.