Доктрина шока

На протяжении семнадцати дней кризисная команда собиралась в роскошном доме Гони. «Мы приходили сюда осторожно, почти тайно», — вспоминал министр планирования Гуильермо Бедрегаль в интервью в 2005 году, впервые сообщая об этих подробностях16. Они замышляли радикальный переворот в экономике, равного которому никогда не происходило в условиях демократии. Президент Пас был убежден, что единственная надежда — это действовать со всей возможной скоростью и неожиданностью. В этом случае боливийские профсоюзы, славящиеся своей активностью, и группы крестьян будут застигнуты врасплох и не успеют организовать сопротивления. По воспоминаниям Гони, Пас «все время повторял: "Если вы хотите это делать, делайте сейчас. Операцию невозможно повторять дважды"»17. Причина, по которой Пас после выборов повернул свою политику на 180 градусов, остается загадкой. Он умер в 2001 году, так никогда и не объяснив, что заставило его согласиться на программу шоковой терапии Бансера: обещанный пост президента или полный переворот мировоззрения. Кое-что объяснила встреча с Эдвином Корром, послом США в Боливии в то время. Он рассказал, что встречался со всеми политическими партиями и ясно дал им понять, что Америка будет оказывать помощь лишь в том случае, если Боливия примет шоковую программу.

Через 17 дней Бедрегаль, министр планирования, держал в руках первый вариант программы шоковой терапии. Она предполагала отмену субсидии на продукты питания, почти полную отмену контроля цен и повышение цены на нефть на 300 процентов18. Несмотря на то что жизнь в этой отчаянно бедной стране должна была стать еще дороже, программа замораживала и без того крайне низкие зарплаты государственных служащих на один год. Она также призывала к урезанию правительственных расходов, раскрытию границ Боливии для неограниченного потока импортных товаров и сокращению числа государственных компаний, что было первым шагом к их приватизации. Неолиберальная революция, охватившая страны южного конуса, ранее миновала Боливию, теперь же страна наверстывала упущенное.

Когда члены кризисной команды завершили работу над первым наброском новых законов, они не решились представить их боливийским законодателям, не говоря уже об избирателях, которые никогда бы не проголосовали за такой план. Прежде они хотели решить еще одну задачу. Вместе они направились в офис представителя МВФ в Боливии и рассказали ему о своих планах. Его ответ одновременно обнадеживал и пугал: «Об этом каждый сотрудник МВФ может только мечтать. Но если из этого ничего не выйдет, к счастью, у меня есть дипломатическая неприкосновенность, я могу сесть в самолет и улететь»19.

У боливийцев, предлагавших этот план, такой возможности убежать не было, и многие боялись возможной реакции общества. «Они нас убьют», — предсказывал Фернандо Прадо, самый молодой член группы. Бедрегаль, основной автор программы, пытался приободрить свою команду сравнением с военным летчиком, атакующим врага: «Мы должны чувствовать себя как пилот над Хиросимой. Сбрасывая атомную бомбу, он не знал, что делает, но когда увидел облако дыма, воскликнул: "Ой, извините!" Точно так же должны поступить и мы — запускаем программу, а потом говорим: "Ой, извините!"»20

О том, что перемены в стране должны происходить наподобие внезапной армейской атаки, постоянно твердят все экономисты шокового направления. В военной доктрине США «Шок и трепет: быстрое достижение господства», опубликованной в 1996 году и ставшей основой разработки плана нападения в 2003 году на Ирак, говорится, что нападающие должны «контролировать окружение и парализовать противника или настолько перегрузить его восприятие и способность понимать происходящее, что враг окажется не в состоянии сопротивляться»21. Экономический шок основан на тех же принципах: предполагается, что люди способны реагировать на постепенные изменения — закрытие здравоохранительной программы тут, торговая сделка там, — но если десятки изменений одновременно наваливаются на них со всех сторон, возникает ощущение тупика и население утрачивает волю.

Надеясь вызвать такое же чувство безнадежности, боливийская команда планировала реализовать свои радикальные меры в течение первых 100 дней жизни нового правительства. Группа решила не представлять каждую часть плана в виде отдельного закона (новый налоговый кодекс, новый закон о ценах и т.д.), но объединить все свои революционные меры в один исключительный указ D.S. 21060. Этот указ содержал 220 отдельных законов, касающихся всех сторон экономической жизни страны, и по своим претензиям и масштабам был эквивалентом «Кирпича», программы, подготовленной «чикагскими мальчиками» накануне переворота Пиночета. Авторы заявляли, что эту программу следует принять или отвергнуть целиком, ее нельзя принимать частями. Это был экономический эквивалент военного «Шока и трепета».