Среди скал было спрятано около семидесяти пяти верблюдов. У каждого оказался всадник. Мужчины говорили на мешанине языков. Единственный язык, который я узнал, был арабский. Я также слышал некоторые родственные арабскому языки, возможно, сомалийские диалекты. Увидеть ответственных мужчин не составило труда. Они были одеты иначе. И многие сидели без головных уборов в тени скал. Кожа у них была светло-коричневой. Они были среднего роста и носили высокие волнистые прически. У большинства были раздвоенные мочки ушей и коллекция браслетов. У меня было не так много информации для этого задания, но люди из AX предупредили меня о Данакилах — народе, названном в честь пустыни, которой они правили. Раздвоенные мочки ушей были памятью о первом враге, которого они убили; браслеты трофеи за стольких противников, которых воин победил.
«Более сотни верблюдов уже направляются вглубь страны, — сказал Гаард.
«Тебе удалось немного продвинуться», — был мой комментарий. «Заразись чумой», — был его ответ.
Его реакция меня удивила. Какое-то время я изучал эту сцену, а затем понял, почему норвежский помощник отреагировал так раздраженно. Гаард был статистом в этом путешествии, моряком, который был неуместен в пустыне. Он поднялся со скалы, на которой сидел, когда приблизился жилистый, ухмыляющийся Данакил. — Это Луиджи, — сказал Гаард по-итальянски. «Его настоящее имя не Луиджи, но вы не можете произнести его настоящее имя».
Если Гаард сочтет это вызовом, я не собирался отвечать. У меня есть талант к языкам в сочетании с достаточным здравым смыслом, чтобы знать, когда притвориться, что я ничего не понимаю.
Данакил неподвижно смотрел на Гаарда. Левой рукой он жестом указал Гаарду убрать пистолет. Великий моряк хотел протестовать, но потом передумал. Данакиль повернулся к нам.
— Картер, — сказал он, указывая на меня. «Феллини». Он посмотрел на Джин.
— Да, — сказал я.
Его итальянский был не лучше, чем у Гаарда. Но и не намного хуже.
— Я командир вашего каравана. Едем тремя караванами. Что хотите спросить?'
Я спросил. - 'Как далеко?'
«Несколько дней. Верблюды везут нашу воду и груз для генерала Борджиа. Все мужчины и женщины едут. В этой пустыне нет ничего, кроме моего народа и смерти. Нет воды, если ты не Данакиль. Ты понял это?'
'Да.'
'Хорошо.'
«Луиджи, этот человек опасен», — сказал Гаард. «Он профессиональный убийца. Если мы не…
— Ты думаешь, я не убил много людей? Луиджи коснулся браслетов на запястье. Он оставался бесстрастным, глядя на меня. — Ты убиваешь своих противников из пистолета, Картер?
'Да. И ножом. И руками.
Луиджи улыбнулся. — Мы с тобой могли бы убить друг друга в этом путешествии, Картер. Но это неправильно. Генерал Борджиа хочет встретиться с вами. И вас окружают люди, которые защитят вас от врагов Данакила. Вы что-нибудь знаете об этой пустыне?
— Я кое-что об этом знаю.
'Хорошо.'
Он ушел. Я пересчитал его браслеты. Если бы я не пропустил один, на нем было бы четырнадцать. Я сомневался, что это был местный рекорд, но это было лучшее предупреждение, чем Луиджи мог бы выразить любым словом.
Поздно утром около трети группы сформировали караван и отправились в путь. Наблюдая за их уходом, я восхищался организацией. Данакили были эффективны. Они быстро выстроили верблюдов с их всадниками, привели пленных и лишних людей в середину и удалились, осматривая местность глазами, хотя они все еще находились в укрытии ущелья. Даже погонщики верблюдов понимали военную точность построения. Они не спорят о том, куда их поставили их лидеры. Мужчины, охранявшие заключенных, не кричали и не били, а отдавали тихие команды, которые быстро выполнялись. Сами заключенные чрезвычайно интересовались мной.
На некоторых были цепи, хотя более тяжелые части были сняты. Некоторые из них были женщинами, большинство из них снова были темнокожими. Эфиопия, как цивилизованная страна, ищущая одобрения мира двадцатого века, официально не терпит рабства. К сожалению, новые традиции еще не до конца проникли в некоторых жителей огромной страны Африки. Время от времени правительства восточноафриканских и азиатских стран вокруг Индийского океана наносят удары по работорговцам, но ни один правительственный чиновник не подумает разозлить их или встать у них на пути. Торговцы человеческим мясом содержат частные армии, и пройдет много столетий, прежде чем будет искоренен обычай, когда один человек может поработить другого.
— Эти девушки рабыни? — тихо спросил Джин.
'Да.'
Она горько усмехнулась. «Однажды, когда я была подростком, мы, девочки, пошли смотреть немое кино. На нем была показана толпа полураздетых женщин, продаваемых на аукционе. Мы все хихикали и говорили о том, как ужасно оказаться на таком аукционе. Но у каждого из нас были свои фантазии о себе в той ситуации. Как ты думаешь, Ник, я действительно собираюсь жить этой фантазией?
— Сомневаюсь, — сказал я.
'Почему бы и нет?'
— Потому что ты профессиональный агент. Я не думаю, что тебе бы повезло быть женой какого-то вождя. Борджиа хочет узнать то, что известно нам обоим, а этот ублюдок, вероятно, безжалостен.