Долбаные города (СИ)

Было видно, что Саул здесь так недавно, что ему страшно ко всему этому привязываться. А еще он старался занимать как можно меньше места. Рафаэль же владел этой комнатой безраздельно с самого рождения и по недавнее время. Так что от его половины комнаты наоборот исходило ощущение тесноты, вынужденной сдавленности. Плакаты с полуголым Игги Попом и печальным Куртом Кобейном висели друг к другу так близко, что легенда панк-рока нарушала личное пространство гранж-идола девяностых. Порвалась связь времен, подумал я, или что-то вроде того приключилось. На половине комнаты Рафаэля царил такой порядок, что ему, как человеку, который борется с Системой, должно было быть немного стыдно. Я увидел листы с печатным текстом, тут и там исправленным шариковой ручкой. Рафаэль редактировал очередной рассказ. Я взял первый лист, прочитал предложение из случайного абзаца.

— И он почувствовал, будто плоть его разрывают сотни миллиардов насекомых.

Я сказал:

— Надеюсь, это не эротическая сцена.

Вирсавия и Леви засмеялись, а Рафаэль вырвал у меня лист, послышался треск бумаги.

— Это личное. И я уже исправил.

— Ты исправил «миллиардов» на «миллионов».

— Отвали, сказал же, Шикарски!

Я достал сигареты, но Рафаэль заворчал:

— И не кури у меня дома.

— А когда ты скажешь, что я тебе вообще не нравлюсь?

— Ты мне вообще не нравишься.

Вирсавия сказала:

— Давайте-ка лучше разберемся, что нам делать, м?

И мы вдруг молча расселись на кроватях Саула и Рафаэля и надолго замолчали. Надо было подумать, что нам, в сложившейся ситуации, предпринять, но мой взгляд то и дело возвращался к Саулу. И я подумал, что его бы тут не было, если бы не одна ужасная ситуация.

Рафаэль рассказывал об этом полгода назад. А случилось все, когда он был еще совсем малыш, было ему пять лет, и в доме появился младенец. Его маленький брат. Но прожил он совсем недолго, в четыре месяца с ним случилась беда безо всяких на то причин. После этой истории Рафаэль, как он сам говорил, убедился (и слишком рано), что все бывает просто так.

Его мама гуляла с малышом, он лежал в коляске и, по ее задумке, наслаждался свежим воздухом. В какой-то момент, когда миссис Уокер нагнулась, чтобы заботливо поправить на нем одеяльце, она увидела, что младенец не дышит. Так все и закончилось для еще одного маленького Уокера, и никто не мог объяснить, почему.

В общем-то, Рафаэль называл его несбывшимся братом и никогда не произносил его имени. Поэтому мы его и не знали. Просто маленький Уокер, мальчик, который никогда не пошел в первый класс.

У меня от таких историй всегда было страшное ощущение всеобщей несправедливости. Почему маленький Уокер умер, еще не научившись ходить, а Калев умер до того, как засунуть свой член в место более социально приемлемое, чем дышло пылесоса, а мамина двоюродная сестра разбилась на машине в неполные двадцать, и это тоже так мало. Короче говоря, почему мы не можем непременно доживать до славных восьмидесяти пяти, безо всяких таких сюрпризов? Невротиков, развязывающих войны, стремясь остаться в истории было бы меньше, и мы бы разумнее относились к себе и миру, зная, что не умрем завтра.

Хороший, короче говоря, проект, свести к минимуму глупую смертность, только несбыточный.

Но, короче, вот крошка Уокер покинул сей мир несправедливым, обидным образом, и это сделало, много позже, счастливым одного несчастного маленького человека. И мне не верилось, что такова была задумка, потому что она жестокая, но если все это случайность, то парадоксальным образом какая-то высшая справедливость вдруг появляется.

А у маленького Уокера на том кладбище тоже есть могилка, только безо всяких подземных светлячков, потому что у его смерти нет разумного объяснения, и неразумного тоже.

Я сказал:

— Так, ребята, мы сделаем вот что…

Вирсавия перебила меня:

— Убьем их всех?!

— Что?

— Лопатой!

— Ты дикая!

— Я думаю, что трупоеды опасны.

— Неа, — сказала Лия. — Если бы я не попыталась убить его, он бы меня не обжег.

— Так-так-так, — сказал я. — Мы не знаем, что это такое, и чего там с ним делать. Но давайте-ка я напомню вам, дорогие друзья, что нам четырнадцать, и верх нашей озабоченности — вопросы, связанные с венерическими заболеваниями и техниками минета, да, Лия?

Она толкнула меня в бок со страстью, так что у меня аж в глазах потемнело, и я поднял палец, собираясь переждать боль.

— В общем, — продолжил я. — Пусть этим занимается общественность. Я, если честно, не знаю с чего начать. Раскапывать могилы убитых и убийц, похищать оттуда светлячков? Это тупо.

— А что есть не тупые методы?

— Есть. Мы расскажем обо всем в интернете, — сказал я. — У меня есть канал на Ютубе.

— Да, мы видели.

— Он отвратителен.

— Ага. Полный отстой.

— Уверен, тебя убьют.

Я раскланялся.

— Спасибо, спасибо, спасибо! Ради этого я и живу!

Леви сказал:

— Ближе к делу, Макси!

Я посмотрел на темное окно, за которым плясали под порывами ветра ветви деревьев. Мне вдруг показалось, что я ощущаю чей-то взгляд. Такое случается посреди ночи с нервными детьми.