Долбаные города (СИ)

Тут ее голос вдруг набрал силу:

— И вы нам не поверите, — сказала она, тряхнув головой, и я увидел, как блестки осыпаются с ее похожих на рожки пучков. — Но послушайте, мы видели это все вместе. Эти существа реальны. И они едят наших мертвых, или пьют их кровь, или что-то там еще. В мире происходит, блин, что-то, чего мы не понимаем. Это нельзя сфотографировать, но не все, у чего нет фотки, выдумка. Это так бредово, так глупо звучит. Но каждый из вас должен подумать об этом, хотя бы минуту. Под землей живут гребаные твари. Их много. И они часть какого-то чудовища. Мы сможем с этим что-то сделать, как с глобальным потеплением или…

— С ним ничего не сделали, — сказал Саул. — Это все еще проблема.

— Заткнись! Короче, мы пришли сюда не потому, что мы поехавшие.

А мы были поехавшие, факт оставался фактом.

— А потому, что мы друзья Калева! — снова сказал Эли. Мне захотелось рассмеяться, каждый из нас гнул свою линию, и Энн Вандер даже не приходилось работать.

— Он был хорошим человеком, — продолжал Эли. — Он бы никогда-никогда не сделал ничего такого. Я знал его. Он любил арахисовое масло, и карамельки, и гонять на велосипеде, и «Доктор Пеппер», и у него был «Твиттер», короче, он был как все. Он не был злым. Что-то заставило его, что-то большое и страшное. Это нужно остановить.

Энн Вандер улыбнулась Лие. Она спросила:

— Добавите что-нибудь, мисс Харрис?

Тут Лия грязно выругалась. Этого я от нее и ожидал.

— Не смотрите на нас так, как будто мы чокнутые.

— Но мы чокнутые, — сказал я.

— Да заткни ты пасть, Шикарски. Мы все это видели. Каждый из нас. Тащите детектор лжи, давайте клясться на Библии.

— Я не могу, я — еврей.

— Еще одно слово, и ты — покойник. Мне плевать на Калева Джонса, но я хочу чувствовать себя в безопасности.

Энн Вандер тут же стерла улыбку со своего лица, спросила:

— Может быть, вы замечали, что Калев Джонс ведет себя странно? Прежде, чем все случилось, слышали ли вы какие-то тревожные звоночки?

Леви и Эли одновременно сказали:

— Голод.

Затем они наперебой рассказали историю Калева, ту, что я уже слышал. О том, как Калев убил два раза, а потом умер. Вернее, убил три раза. Энн Вандер делала вид, что слушает. Воистину, хорошо, что она не стала психотерапевтом. Она спросила у Саула:

— А вы, мистер Уокер, что думаете об этом? Вы видели Калева Джонса?

— Никогда. Меня недавно усыновили. Хотя на фотографиях видел.

Я подумал, что Саул наверняка думает о своем любимом цветке, может быть, вспоминает, укрыл ли его одеялком. Вид у Саула был совершенно отсутствующий.

— Я люблю тебя, — пробормотал он, и я понял, что угадал.

— Что, простите?

— Нет, это я цветку.

У Мистера Кларка было лицо человека, узнавшего о крупном выигрыше в лотерею. Рафаэль молчал, и даже когда Энн Вандер спросила его о том, какие отношения были у Калева и убитых им хулиганов, он ответил только:

— Я не знаю.

Я был уверен, что Рафаэля не вырежут при монтаже — он был невероятно трогательный социофоб. Все мы были очень трогательной компанией. Мы говорили еще некоторое время, ругались, перебивали друг друга, и я заметил, что Энн Вандер общается с нами, как с маленькими детьми.

— Осторожнее с этим, — сказал я. — Мне четырнадцать, и я знаю об Иди Амине все.

— Осторожнее с чем? — спросила она. Я растерялся, потому что был уверен, что все сказал. Мистер Кларк показал мне большой палец, и я улыбнулся. Я погладил по голове нервного Леви и снова вышел к столу.

— Это, блин, обалденно, — сказал я. — Спасибо маме, папе и киноакадемии. Но давайте не забывать о мертвецах. Мы не готовы забывать о мертвецах. О призраках.

В этот момент за одной из камер мне почудился Калев. Он был в окровавленной операторской кепке, и он улыбался. Видение длилось всего секунду, но я был уверен, что это не галлюцинация. Хотя, наверное, многие поехавшие в этом уверены.

— Пусть лучше убьют тебя, — сказал я. — Но не преступи черты!

Затем я сказал:

— И эти — одни в своей смерти,
Уже забытые миром.
Как голос дальней планеты,
Язык наш уже им чужд.
Когда-то всё станет легендой,
Тогда, через многие годы,
На новом Кампо ди Фьори
Поэт разожжет мятеж.

Лия засмеялась. И, Господь Всемогущий, насколько же мне нравилось, как я читаю.

— Отличное завершение для этой пламенной речи, — сказала Энн Вандер. — Это ваши стихи?

Я покрутил пальцем у виска.

— Это Чеслав Милош.

Они должны были это вырезать, но я не боялся. Я уже ничего в целом мире не боялся. Я сел на удобный диван и почувствовал, что мы ведем такую непринужденную беседу, приложил бутылку к горячему лбу, словом, ощутил себя как дома.

— Итак, спасибо, что были с нами, дорогие телезрители, — сказала Энн Вандер, сладко улыбнувшись. — Сегодня нам всем есть над чем подумать.

— Снято!

Энн Вандер тут же изменилась в лице, она возвела глаза к потолку.

— Они просто чокнутые!