Долететь и остаться

Он прошелся по комнате, неожиданно наклоняясь к полу. Неуверенным жестом хранитель печать вытянул руку перед собой.

— Они где-то там.

Словно мотылек влекомый огнем он пошел в пустоту. Вытянутые вперед руки старались что-то нащупать, но кроме пустоты ничего там не нашлось. Монах и Император двинулись следом, готовые к чему угодно. Голос мог идти только из одного места. Это было невозможно, но ничего другого быть просто не могло. Колдуны даже не могли оказаться невидимками — они втроем окружили место.

На полу, у самой стены, под лавкой лежал камень. Даже не камень, а скорее косточка от какой-то ягоды или горошина…

Император наклонился, но Иркон перехватил его руку у самого пола.

— Дай я, — сказал хранитель печати. — Не следует тебе неизвестно чем рук марать… Может быть это вовсе даже кошачья какашка…

Он только-только коснулся ее пальцами, как понял, что они наши то, что искали. Звук сквозь пальцы стремился пробраться в тело и подчинить его себе. Даже на ладони горошина не лежала спокойно. Она щекотала ее, ерзала в такт терзавшему уши голосу, словно хотела сбежать, скрыться. Люди подумали об одном и том же. Император сказал первым.

— Эти не побегут… С этими придется драться.

Незнакомый голос тут же откликнулся.

— Ну, что смотришь, мордоворот. Соглашайся, тебе говорят. А то я в гневе страшен и непредсказуем… «Чингисхан» моя фамилия…

Страх не успел добежать до пальцев. Иркон перехватил его и не выпустил горошины из руки.

— Они здесь… Все…

Горошина казалась маленькой, ничтожно маленькой… Хранитель печати удивился, как там может уместиться человек, но Императора такие мысли не одолевали. Он не думал. Он действовал! Горошину подбросили враги, и обращаться с ней следовало соответственно.

Он молча подхватил её и бросил на подоконник. Прыгнув на залитом светом камне, та покатилась, словно имела свою волю.

— Сбегут! — крикнул Старший Брат, но Император уже взмахнул мечом. Каменная крошка брызнула в разные стороны. Пока Иркон протирал глаза, Император ударил еще дважды.

На подоконнике остались глубокие зарубки от императорского меча. Меч скользнул по колдовской горошине раз, другой…

— Колдуны!

— Ага, — оскорбительно — пренебрежительно сказал голос, — головой попробуй.

Мовсий остановился. Хотелось рубить и рубить, но он взял себя в руки. Прицелившись, ударил, вкладывая в удар силу и злость. Подоконник раскололся и каменной крошкой обрушился вниз, но горошина словно живая отпрыгнула в сторону.

Смех колдунов стал гневом в голове Императора. Он бросил меч и ухватил здоровенный подсвечник. Плоским кругом литого золота он стал давить порождение колдовского коварства. Эти удары обрушили остатки подоконника, и они едва не потеряли горошину в каменных осколках.

Иркон знал, каков Мовсий в раздражении. Под горячую руку могло достаться не только колдунам, но и тем, кто окажется поблизости, а ближе него к ним никто не стоял. Ведь именно с его подачи купец-колдун попал во дворец.

Ощущение, что события несутся стремительно, словно телега с косогора, туда, где ее ждало то ли дерево, то ли крепкий валун, становилось все явственнее. Понимая, чем все вот-вот может обернуться, Иркон остановил Императора. У него было другое решение.

— Остановись, Мовсий! Что не сделает золото, сделает огонь…

Сорвав со стены факел, он сунул горошину в пламя. Огонь окутал ее, и голос исчез, но Иркон не успел обрадоваться, как через мгновение возник снова.

— Государь! Прошу тебя! Не теряй времени! Поверь, что наша сила превосходит твое разумение. У тебя нет возможности причинить нам вред.

Пламя колыхалось в такт мощному голосу того, кто выдавал себя за друга купца. А Мовсий молчал. На стиснутых челюстях играли желваки. В голосе чародея не слышалось не только страха, но даже насмешки. Только сожаление об их скудоумии.

— Согласись и всем будет хорошо, деньги, драконы… Поверь, что никто, даже Братство…

— Молчи, Чингисхан!

Старший Брат молча плясавший охранительную, вдруг вскрикнул, подскочил к Иркону и ударил его по руке, что держала факел. Пламя дернулась из стороны в сторону, горошина не удержалась в нем и вылетела из огня.

— Бегут! — заорал Иркон, взмахивая руками и бросая факел. — Летят! Лови!

В воздухе раскатился чужой хохот. Колдуны веселились. Родившись в огне, оскорбительный хохот закончился в воде. Горошина пролетела по воздуху и упала в кувшин.

Не иначе как именно в этом и был промысел Кархи!

Хохот захлебнулся. Старший Брат прыгнул и накрыл кувшин блюдом, чтоб горошина никуда не делась. Вокруг разлетелись куски мяса, корки.

Император все еще стоял с поднятым мечом, Иркон топтал занявшийся пламенем ковер, а Старший Брат прижимал блюдо к горлышку кувшина. Он стоял натянутый как струна, ожидая чем ответят колдуны, но тишина в Зале Совета лучше всяких объяснений говорила о том, кто вышел победителем из схватки.

— Где они?

Старший Брат осторожно сглотнул комок в горле. Его удивление растворилось в радости.

— В кувшине!