Долг

Немотивированная апатия, отсутствие чётко выраженных, сильных эмоциональных переживаний хоть по какому-нибудь поводу, равнодушие к судьбе близких людей и их смертям могли бы быть признаком серьёзного психического заболевания. Не в мою пользу свидетельствует трудноуловимая странность в моём поведении – такая, будто я то чуточку чокнутая, то нормальная, то заторможенная, то скорая, то сообразительная, то бестолковая; странность, которую я и сама ощущаю и с которой до сих пор не могу сладить.

Однако в моём случае блёклая история явилась тем убогим объяснением, которое сумел создать покалеченный разум, чтобы заполнить пустоту на месте вычеркнутых из памяти лет…

Я даже не сочинила имени своему «соседу по коммуналке», «благодетелю» военных лет. Но во время прогулок смутный образ оживал.

Мой придуманный спутник как будто бы имел возможность видеть город моими глазами. В своих путешествиях я не чувствовала одиночества, поскольку мысленно рассказывала: «Смотрите, театр Вахтангова отстроили заново. Да-да, я знаю, что до того, как попала бомба, он был совсем другим! А теперь вон какой станет торжественный и солидный… Вот фасады приводят в порядок. Смотрите, покрасили дома даже в переулках – как стало нарядно и весело!.. Допожар-ный крошечный особняк-старичок. Пережил войну, и его теперь тоже подновили… Лифт! Лифтовую шахту прямо снаружи приделывают к дому. То-то удобно станет жителям подниматься на верхние этажи! Аляписто снаружи? Да ну! Интересно, необычно!.. Смотрите, купола кремлёвских соборов наконец золотят. Как они засверкали на солнце! Рубиновая звезда и рядом золотой купол – красиво… А у Смоленки целый квартал порушили, чтобы строить высотку. Жалко, правда?.. Но здание выходит красивое, величественное. Специально приехала на Воробьёвы горы – поближе посмотреть на будущий университет. Он тоже почти готов. Как вверх глянешь – дух захватывает! Отсюда видно, как поднимаются другие высотки. Похожи на горные вершины, только снега не хватает. Вся Москва как на ладони. Хороша, родная! А теперь куда? Смотреть новые дома на набережной? Они – с картинами по фасадам, с лепниной, с мозаикой. Нет? Нырнём обратно в переулки?.. Здесь тихо. Как тихо течёт здесь время…»

Я чувствовала себя даже обязанной регулярно ходить по улицам и во все глаза смотреть на то, что могло бы заинтересовать моего безответного собеседника.

Девчушка из арбатских переулков подросла. Я иной раз встречала её в тихом зелёном дворе, куда заходила, чтобы посидеть на лавочке, спокойно погреться на солнышке после долгой прогулки. Девочка то чинно шла с бабушкой, то играла в ребячьей компании. Редко я видела отца девочки, который поздно возвращался со службы, а мать приходила с работы рано и тогда сама вела дочку гулять.

Однажды мне приснился сон. Залитый солнцем двор пуст. Только я и черноглазая девочка – ей тогда было лет пять – прямо передо мной.

– Можно, я стану твоей сестрой? – спрашиваю я.

Со всей ядовитой вредностью, отпущенной сполна некоторым маленьким девочкам, вовсе не злым по натуре, та, склонив голову набок, отвечает односложно и твёрдо:

– Нет!

Впоследствии этот сон повторялся с вариациями. Девочка взрослела. Мои интонации становились всё более умоляющими, а девчонка отвечала по-прежнему категорично: «Нет!» В реальности ни братьев, ни сестёр у неё не появилось, и она, возможно, ценила уникальность собственного положения в семье. Сон заканчивался тем, что я молча опускала голову…

Так, живя круглой сиротой, я мечтала присвоить чужую семью.

Вокруг происходили события, которые меняли судьбы советских людей, страны и мира. Но мимо моего сознания всё это проскальзывало как бы по касательной.

Смерть Сталина, которая для многих знакомых мне людей стала глубоким личным горем, я восприняла так, как будто это произошло уже давно, и я уж давно знала об этом и давно пережила утрату.

Сколько раз за десять лет сменились название организации, в которой я работала, и ведомство, к которому она относилась, – не сосчитаю! Мы побывали Морским генштабом при Военно-морском министерстве, пережили объединение Военного и Военно-морского министерств и новое формирование Военно-морских сил во главе с Главным штабом. Я замучилась менять и запоминать новые «шапки» на официальных бумагах, которые печатала. Заодно менялась внутренняя структура. Моё подразделение вошло составной частью в научный отдел, но прежний начальник пока оставался на месте.

Двадцатый съезд взорвал и расколол общество. Кипели страсти на людных собраниях и в кухонных разговорах шёпотом. Но хотя интеллектуальные возможности у меня вроде бы более или менее восстановились, я не понимала того, о чём все говорили. Как ученик, который много проболел, не может освоить тему нового занятия…

Сказать, что круг моих интересов свёлся к работе и прогулкам, тоже неверно: у меня вообще не было выраженных интересов, а были только привычные способы ощупью и бочком двигаться сквозь жизнь…