А сам он входил в наши души разными путями. Незнакомый ранее удивительный мир во всей своей сказочности и необъятности раскрывался перед нашим жадным детским взором. Еще живы в памяти простые, безграмотные казашки, иронии ради некогда прозванные длиннополыми, горькая участь которых усугублялась многоженством, калымом, умыканием. И вот вдруг, благодаря щедрой душе Горького, открывалась нам не менее горемычная судьба русской матери, которая, к общей радости, не в пример нашим матерям, не смирилась со своей беспросветной женской долей и социальной несправедливостью и, что удивительно, находила в себе силу и мужество поднять своих обездоленных сыновей на борьбу против мрака и насилия. В этом, на мой взгляд, жизнеутверждающая, по-матерински зовущая к великой справедливости на земле сила знаменитых горьковских женщин.
Меня буквально потрясло, когда современный, сравнительно молодой русский писатель, подхватив оборвавшийся голос своего великого предшественника во славу матери, с не меньшим гражданским пафосом, без патетики, надрыва и искусственного нагнетания чувств, также целомудренно воспел бессмертие матери. Матерь человеческую, поразительно мудро и психологически достоверно доказав, вослед своему учителю, но по-своему, ту непреложную истину, что благодаря матери и только ей мир никогда не скудеет без людей и не стареет без детей.
III
Как дитя бывает похоже на своего родителя, так и характер эпохи неизбежно отражается как море в капле воды в духовном облике самой литературы, ибо литература, как принято считать, родное дитя своей эпохи. Грохочущая техника наших дней не могла, думаю, не повлиять на сущность современной литературы. Не кажется ли нам порою, что в нынешних литературных произведениях слышен явственный грохот эпохи научно-технического прогресса, слышен не только между строками, но и в интонациях и ритме, не говоря уже о воодушевляющем пафосе самого творения.
Я не категоричен в своем суждении, но мне думается, грохочущая индустриальная пора человечества, нарушая где-то извечно установившийся мир чувств, душевный покой, скажем прямо, бесцеремонно вторгающаяся в нашу каждодневную жизнь, не может, видимо, не пугать, не настораживать ныне слабонервные и нежные души. Социальные проблемы не всегда и не везде решаются спокойно, согласованно, ибо идет борьба обоюдоострая, непримиримая, где жизненные интересы противоборствующих сторон, сталкиваясь на узкой тропинке судьбы, доводят классовые страсти до критической точки, за которой всегда стоял сакраментальный вопрос: быть или не быть. В этой борьбе обездоленный люд не однажды воодушевляли на подвиги известные слова Ленина, ставшие теперь крылатыми: права не дают, их берут. И неудивительно, что в этой схлестнувшейся схватке, где в муках решались сложные проблемы, происходило крушение класса и общества и всколыхнувшейся массе из низов бывало, скажем, не до утонченного обхождения недавних салонных шаркунов и, быть может, не всегда удавалось бывать в ладу с лирическими струнами человеческой души. Класс-победитель в нахлынувшем вдруг порыве нередко нарушал привычную гармонию, требуя немедленного разрушения, и непременно «до основания», как всего отжившего общественного уклада, так и извечных норм устоявшейся человеческой психологии; жизнь показала: ломали старые, чтобы создавать новые.
Кто теперь не знает, что все новое приходит в жизнь через крушение старого и утверждается на обломках старого. Биологическое разложение тоже есть естественная необходимость, а любая естественная необходимость исторична.