— Я верю, что ты можешь дать мне то, что я хочу. Было бы позором убить тебя, даже не попытавшись это сделать. Ты замечательный человек — это твоя истинная красота. Если бы я не видел твоих крыльев, я бы даже не понял, что ты тоже ангел.
Без предупреждения, он быстро и жестко бьет меня по лицу, от чего моя голова откидывается назад, но я не падаю. Я кладу руку на пульсирующую щеку и из моего гола вырывается низкий рык.
Он с восторгом мне улыбается.
— Видишь, ты не такая хрупкая как человек. Человеческой женщине такой удар мог бы сломать шею, но только не тебе. Я могу быть с тобой грубым.
Рассел рычит из того угла, где я оставила его с Брауни. Я молюсь, чтобы он держал рот на замке и не привлекал к себе внимание.
— Ты любишь по жестче, да? — снова выпрямляясь, спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Я бы никогда не позволил себе быть грубым. Когда я беру женщину в свою постель, я должен быть очень и очень осторожен. Но когда она беременеет, я знаю, чем это для нее заканчивается. Ребенок внутри нее, убивает ее, и, в конце концов, они оба умирают, — со знойной улыбкой, говорит он. — Но, возможно, с тобой такого не будет. Не случиться, ты сильная, здоровая — долговечная.
— Ты льстец, — саркастично отвечаю я.
Он сводит брови.
— Ты издеваешься? — спрашивает он.
— Прости, — я поднимаю руку, желая прикусить язык. Я должна понимать, что он сумасшедший демон, или я умру. — Так что же нам теперь делать? Я знаю, чего ты хочешь — ты знаешь, чего хочу я. Пусть Брауни и Рассел уйдут, тогда мы и поговорим.
— Они меня оскорбили. Я не могу позволить им уйти, — строгим тоном говорит Ифрит. — Они пытались сбежать от меня. Я не потерплю такого попрания.
Мое сердце болезненно сжимается.
— Как тебя зовут? — пытаясь его остановить, спрашиваю я.
— Я — Валентин, — говорит он.
Мне в голову приходит несколько саркастических замечаний, но я прикусываю язык.
— Валентин, если ты убьешь моих друзей, никакой сделки не будет. Я ни на что не соглашусь, — пытаясь заставить его увидеть причину, заявляю я.
Он смотрит на меня в недоумении.
— У тебя нет другого выбора, — отвечает он.
— Выбор есть всегда, — констатирую я.
Он сжимает мое запястье, и его рука нагревается, в попытке сжечь мою кожу. Мою руку пронзает жгучая боль, а он наклоняется к моему уху, и говорит:
— Нет, ты сделаешь то, что я скажу, или я тебя убью.
Стиснув зубы, я отвечаю:
— Точно — тебе придется меня убить.
Он сводит брови.
— Нет, я должен сломать тебя, — со зловещей улыбкой, отвечает он.
— Если ты попробуешь это сделать, я убью тебя, — обещаю я, игнорируя боль в запястье.
В одно мгновение, он поднимает меня и швыряет через всю церковь, так, что я ударяюсь об стену и падаю на пол. Я ошеломленная лежу там.
— Ты думаешь, если ты Серафим, верхушка цепи, то ты для меня угроза? — кричит он. — Я убью Серафима из спортивного интереса, — продолжает кричать он, ударяя себя в грудь.
Держась за стенку, я со стоном поднимаюсь на ноги, потому что он подходит ко мне, и я должна отклонится от него. Поднимаюсь на ноги, но он хватает меня прежде, чем я успеваю выпустить крылья и улететь от него. Он хватает меня за ворот моей рубашки и поднимает до уровня своих глаз.
Со зловещей улыбкой, он говорит:
— Сейчас я собираюсь убить твоих друзей, а ты будешь на это смотреть. Затем я посмотрю, как много боли ты вытерпишь, пока мы работаем над зачатием моего ребенка. Алия, ты хочешь огонька и серы? Так я дам тебе это.
— Нет, — в отчаянии задыхаюсь я, пиная его, но это не приносит ему никакого вреда.
— Валентин, та, которую ты хочешь сломать — мой ангел, — говорит Бреннус, стоя у входа церкви, вместе с Финном, Дэкланом и еще несколькими парнями.
С испуганным выражением лица, Валентин опускает меня на ноги, но не отпускает мой воротник. Его лицо меняется. Когда он видит, как в церковь заходят Gancanagh, в его взгляде появляется страх.
— Бреннус, — шепчу я.
Мои глаза расширяются от удивления, когда я понимаю, что чувствую облегчение от того, что он здесь — это больше чем облегчение, и я понимаю, что это просто абсурд.
Бреннус свободно идет по церкви, глядя на кровь и разрушение. Возле алтаря все еще тлеет небольшой костер. За дни пыток крови накопилось повсюду и все разрушено и сломано, особенно Рассел, Брауни и я.
Бреннус снова поворачивается и смотрит на бледное лицо Валентина и на меня.
— Хочешь сказать что-то еще? Неужели ты не понял Ифрит? Она моя, — сквозь зуб говорит Бреннус, от чего мои руки покрываются мурашками, потому что он действительно очень взбешен и страшен.
Он скалится, показывая свои клыки, злясь на Валентина, словно готов набросится на него в любую минуту. Отпустив меня, Валентин пятится от меня, и я почти падаю от шока от того, что меня так быстро выпустили.
— Я не знал, — скромно говорит Валентин, склонив голову к Бреннусу.
Бреннус поднимает руку и протягивает ее мне. Я не стесняясь хватаюсь за нее как за нее как за спасательный круг. Схватив меня за руку, он тянет меня к себе, прижимая меня к своей холодной груди, от чего я чувствую облегчение и страх.
Он прижимается щекой к моей макушке и говорит: