Долг, честь, мужество

Кто-то из понятых участливо проговорил:

— Эх, Акулина Петровна, докатилась ты до ручки...

— Давно ее отправили на лечение? — спросил Качалов из смежной комнаты.

— С месяц, наверное, — ответили одновременно понятые и вошли в комнату вслед за Сергеем Владимировичем. — А здесь ее сын жил.

На этажерке стопкой лежали несколько учебников и три томика Чехова. Сергей Владимирович поочередно брал каждую книгу и перелистывал от корки до корки. Тем временем участковый и инспектор обследовали шкаф, тумбочку, простукивали стены, пол, проверяли одежду. Все, что заслуживало внимания, складывали на кушетку. На этажерке за стопкой книг стояла прислоненной к стене тетрадь в коленкоровом переплете. Капитан вытащил ее, уселся на низенькую скамеечку и стал тщательно просматривать каждый лист. Первые шестнадцать страниц были чистыми, а на семнадцатой угловатым почерком написано: «Гражданину начальнику Уголовного розыска города Москвы». Потом слово «гражданину» зачеркнуто и сверху выведено: «товарищу», затем «товарищу» снова перечеркнуто. На этом запись обрывалась. Сергей Владимирович перевернул еще несколько страниц и увидел фотографию красивой обнаженной женщины. В верхнем углу фотографии наискось округлым почерком было написано: «Любуйся, бесстыжий! Твоя Э.» Сергей Владимирович прижал локтем раскрытую тетрадь и достал из своего блокнота фотокопию записки, найденной у Маркина в морге: «Звонить с десяти до восемнадцати, кроме воскресенья. Жду. Э.» Сличил. «Кажется, одна и та же особа. Кто она? Любовница, воровка, скупщица, наводчица?» — подумал он и снова принялся за тетрадь.

На следующей странице автор опять делал попытку написать официальное письмо. Вверху значился все тот же адресат, ниже: «От гражданина Маркина Геннадия Георгиевича». Дальше шел текст: «Начальник, заблудился я, ох, как заблудился! Веришь или нет, я сам приходил на Петровку. Да не дошел, стукнула дурь в башку. Повернул. А ведь я знаю теперь: что воровать, что себя грабить — одно. Прикинул: за что я срок тянул, за какие гроши? И выходит, что потерял. За годы отсидки я не заработал того, что за месяц на заводе можно. Да что там говорить! Работяги честные, незамаранные, и выпить могут открыто, и куда хочешь пойти. А ты оглядывайся, огрызайся. А среди нашего брата тоже тунеядцы есть. Ты тянешь, а он, подлец, тянет с тебя, да норовит урвать кусок пожирнее. Знай, начальник, четыре дела за мной. На последнее шел не по своей охоте. Припомнили, что мне в трудную минуту кусок бросили, вот и пошел. В деле был на стреме, в квартиру не входил. Возьмете — расскажу как на духу. Только берите, когда выйду из проходной. Это значит — в пять. Отсижу срок, стану инструментальщиком. Была не была, уж все сразу. Я писал про тунеядцев. На хату приходит один видный...» На этом письмо обрывалось, и до конца тетради листы были чистыми.

Сергей Владимирович задумался, закурил. Он представил себе изуродованное тело Маркина, и ему до боли стало жаль этого бесшабашного парня. Капитан вспомнил, как встретился с Маркиным в тот последний для него вечер и подумал: «Зачем же он побежал? Водка!..» И Сергею Владимировичу даже почудился последний душераздирающий крик этого парня.

— Эх, Маркин, Маркин, садовая твоя голова, — произнес вслух капитан Качалов.

— Что вы сказали, Сергей Владимирович? — оторвался от дела инспектор.

— Да вот, говорю, задал нам Маркин задачу, — капитан встал, помассировал затекшие ноги и подошел к столу. — Ну и ворох же вы собрали. Из этого, пожалуй, нам немногое пригодится. Занесите-ка в протокол вот эту тетрадь и фотографию. Придется на завод ехать, нам почерк Маркина нужен.

Понятая — пожилая женщина — взглянула на фотографию, сплюнула и отвернулась:

— Ну и бабы пошли бесстыжие, хоть наизнанку выворачивай.

— Это вы зря, мамаша, нельзя же всех под одну гребенку, — заметил участковый.

— Я разве про всех, сынок, я про эдаких.

— Про таких можно, — поддержал женщину Сергей Владимирович.

Эксперты-графологи дали заключение, что заявление о приеме на работу, автобиография и текст в тетради написаны рукой гражданина Маркина Геннадия Георгиевича. Все это подтверждало причастность Маркина к преступлению. Качалову удалось собрать еще и косвенные улики. В квартире у Маркина были найдены четырнадцать пачек сигарет «Памир». При повторном выезде на место происшествия Сергей Владимирович обнаружил в кустарнике у подъезда множество размокших окурков, все они были марки «Памир». Сергеев же и Ковалев курили сигареты другой марки.

Наконец полковник Батурин счел дело законченным и созвал совещание, на котором подробно разбирались действия всех сотрудников, участвовавших в раскрытии этого преступления. Во время совещания Павел Михайлович особенно много говорил о недостатках и упущениях. В частности, Качалову досталось за горячность при задержании Сергеева.