Долг чести

– Я хочу посоветоваться с вами, мистер Мюррей, – произнесла доктор Гоулден, и Дэн заметил в ее голосе тревогу. – Под чью юрисдикцию подпадает преступление, совершенное на федеральной территории?

– Расследованием таких преступлений всегда занимается ФБР. – Мюррей откинулся на спинку кресла и машинально коснулся рукой табельного пистолета. Он посвятил жизнь преследованию преступников и соблюдению законов страны, поэтому прикосновение к пистолету, находившемуся на привычном месте, служило для него напоминанием о том, что, хотя табличка на двери его кабинета говорила о важности занимаемой им теперь должности, начал он свою карьеру с преследования бандитов и грабителей в Филадельфии. Значок агента ФБР и табельный пистолет свидетельствовали о том, что он продолжает оставаться сотрудником самой элитарной полицейской организации Америки.

– Даже в Капитолии? – спросила Кларис.

– Даже там, – кивнул Мюррей. Наступило молчание. Нерешительность доктора Гоулден удивила Мюррея. Обычно он всегда догадывался, о чем думает Кларис, вернее, тут же поправился Мюррей, что хочет внушить ему доктор Гоулден. Она была отличным профессионалом, подобно ему самому, и умела добиваться своего. – Итак, в чем состоит преступление, доктор Гоулден?

– В изнасиловании.

Мюррей кивнул и положил меню на стол.

– Прежде всего расскажите мне о своей пациентке.

– Тридцать пять лет, не замужем. Ее послала ко мне старая знакомая, врач-гинеколог. Когда женщина пришла, я сразу заметила, что она находится в состоянии клинической депрессии. Мы беседовали трижды.

Только трижды, подумал Мюррей. Кларис – настоящая волшебница при беседах с пациентами, умная, сдержанная и проницательная. Господи, с ее мягкой улыбкой и материнским добрым голосом из нее получился бы превосходный следователь, мастерски ведущий допросы.

– Когда это произошло? – спросил Мюррей. С именами можно и подождать. Самое главное сейчас – выяснить факты.

– Три года назад.

Агент ФБР – Мюррей все еще считал себя «специальным агентом», предпочитая это должности помощника заместителя директора ФБР, – нахмурился.

– Прошло много времени, Кларис. Полагаю, не осталось никаких вещественных доказательств.

– Никаких, лишь ее слово против его слова. За исключением вот этого. – Гоулден открыла сумочку и достала ксерокопию письма Лайзы Берринджер, несколько увеличенную при копировании. Мюррей медленно прочитал письмо, страницу за страницей. Доктор Гоулден не сводила взгляда с его лица, ожидая реакции.

– Боже милостивый, – еле слышно выдохнул Дэн, глядя на официанта, стоящего в двадцати футах, который явно полагал, что обслуживает репортера и человека, снабжающего его информацией, – самая обычная ситуация в Вашингтоне. – Где оригинал?

– У меня в кабинете. Я обращалась с письмом очень осторожно, – ответила доктор Гоулден.

Когда Мюррей услышал это, на лице его появилась улыбка. Хорошо было уже то, что письмо написано на бумаге с именем сенатора и его капитолийским адресом. Кроме того, на такой бумаге надолго сохранялись отпечатки пальцев, особенно если она находилась в прохладном сухом месте, а письма обычно и держат в таких местах. Сотрудница аппарата сенатора – Лайза Берринджер – при оформлении допуска к секретным документам наверняка подвергалась процедуре снятия отпечатков пальцев, а это означало, что будет нетрудно установить авторство письма.

На листах бумаги указывались время, место и обстоятельства изнасилования, а также ясно и четко выражалось желание покончить с собой. Как бы печально все это ни было, такой документ превращался в предсмертное заявление, и потому он будет безусловно считаться вещественном доказательством при рассмотрении уголовного дела в федеральном окружном суде. Адвокаты, защищающие интересы обвиняемого, будут возражать – они всегда возражают, – но судья отклонит возражение – оно всегда отклоняется, – и тогда присяжные услышат каждое слово мертвой женщины, как всегда подавшись вперед, чтобы не упустить ни единого звука, доносящегося из могилы. Вот только в этом случае дело не будет рассматриваться судом присяжных, по крайней мере не сразу.

Мюррей ненавидел преступления, связанные с изнасилованием. Как мужчина и как полицейский, он относился к этому типу преступников с глубоким отвращением. Его мужское достоинство страдало от того, что кто-то мог вести себя так трусливо и отвратительно. С профессиональной точки зрения его беспокоило то, обстоятельство, что рассмотрение в суде дел, связанных с изнасилованием, почти всегда сводилось к версии одного человека, противопоставленной версии другого. Подобно большинству детективов, Мюррей с недоверием относился к заявлениям свидетелей. Ему было известно, что люди вообще не наблюдательны, а жертвы изнасилования, потрясенные случившемся, часто рассказывают об обстоятельствах преступления бессвязно и неубедительно, причем адвокаты, защищающие обвиняемых, еще более запутывают их. А вот вещественные доказательства здесь неоспоримы. Мюррей предпочитал полагаться именно на вещественные доказательства.