Читаем Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах] полностью

— У тебя призвание к дипкурьерской работе. А это очень важно. Мой совет — иди в дипкурьеры.

Владимир и сам давно уже подумывал об этом. Через месяц Урасов уже держал в руках сумку дипкурьера. Он первый раз вез за границу дипломатическую почту.

Снова — дорога.

Снова — тревога.

<p>Дорога на Анкару</p>

Грузный, пузатый французский пароход был старым гостем батумских причалов. Давно уже бороздил он Черное море, посещая советские порты. Сейчас принял в свои трюмы марганцевую руду для Франции. По пути остановится в турецком Самсуне. Урасову как раз и нужно было в Самсун. Поэтому он оказался в числе нескольких пассажиров «француза». Это было в августе двадцать первого года.

Густой бас пароходного гудка сотряс воздух, махина тяжело отвалила от пристани.

Владимир стоял на палубе и смотрел в безбрежную черноморскую синеву. Диппакет лежит в кармане пиджака — вот и вся почта на этот раз. Ехать налегке удобней, чем с большими пачками или мешками. Но Владимир знал: чем меньше диппочта, тем она важнее.

«Каким будет этот рейс? — думал он, щурясь от яркого солнечного золота, растекавшегося по волнам. — Загадывать трудно. Особенно сейчас…»

Турция вела войну против Антанты за независимость, военные корабли часто останавливали пароходы. Советский Союз поддерживал Кемаля, возглавившего борьбу за независимость, и встреча с интервентами опасна.

Изредка на горизонте показывались дымки. Если они приближались, Владимир шел к помощнику капитана выяснять, кто идет. Помощник — добродушный марселец — говорил на ломаном русском языке:

— Пиф-паф нет. Грузчик.

Это означало, что идет не военный корабль, а грузовой.

Или говорил:

— Пиф-паф нет. Дамы и господа.

Это — про пассажирский. Так и добрались благополучно до Самсуна.

Владимир сошел с парохода, протиснулся сквозь шумную толпу торговцев, предлагавших табак и опиум, виноград и плетеные сандалии, домашнее вино и курительные трубки. Теперь — в советское консульство. «Кто повезет меня в Анкару? Опять Хасан или кто другой?»

Вспомнилось, как он познакомился с Хасаном.

Когда Владимир минувшей зимой впервые оказался в Самсуне, у него было три больших мешка диппочты. Без грузчиков не обойтись. Несколько человек предложили ему свои услуги.

— Мне хватит и одного, — сказал Урасов и показал палец, ибо знал, что турки не поймут его слов.

— Меня берешь! — услышал он в ответ по-русски. Это был Хасан. Он понес мешки к своей арбе.

Хасан предложил Владимиру сесть в арбу, но тот отказался: пойдем вместе. «Надо расспросить, что он за человек». За пять минут он уже все знал о Хасане: казанский татарин, во время мировой войны попал в плен и застрял здесь, женился на турчанке. Промышляет извозом.

— А ты кто? — спросил в свою очередь Хасан.

— Купец. Видишь, у меня три мешка товара.

Возле консульства отпустил Хасана.

Урасову обрадовались: ведь он привез новости с родины! После обмена впечатлениями спросил, как с дорогой на Анкару, кто его повезет? Сведения были неутешительные: снега много, дороги заметены, автомобили застревают в сугробах. Единственная возможность — арба. И назвали Хасана.

— Так я ведь его уже знаю, он доставил меня от порта!

Пошел к возчику.

— Свезешь, Хасан?

Он долго думал, чесал затылок. Согласился, но заломил такую сумму, что Владимир ахнул.

Рядились, спорили. Хасан был неумолим. «Половину плати сейчас».

Пришлось согласиться. Положили в арбу сена для лошадей, поверх — мешки с диппочтой. Заскрипел снег под колесами арбы. Глаза слепили то яркое солнце, то снежные вихри. Медленно, очень медленно ползла арба. С трудом миновали одну деревню, вторую, третью. В каждой — ночевка. Где на низком топчане, где на сене, а то и просто на холодном глиняном полу.

В середине пути Хасан потребовал прибавки:

— Если не дашь — моя едет обратно.

Получай прибавку, татарин! Аллах воздаст тебе за скупость.

Снова деревня. За нею — сильные заносы. Три дня мело, никто не расчищал. Застряли.

Надо было что-то предпринимать. Узнали, что в соседнем селении живет староста — вали. В его власти собрать людей на расчистку дороги.

С огромным трудом, утопая в сугробах, добрели до его дома.

Вали оказался дома. Узнав, что перед ним советский дипкурьер (не торопясь, вновь и вновь удивленно рассматривал паспорт Урасова), он приосанился, поставил угощение. По всему было видно, что вали польщен необычным визитом. Даже позвал соседей — смотрите, какой гость у меня!

Вали заверил дипкурьера, что завтра дорога будет расчищена. И слово свое сдержал.

Арба снова заскрипела. Но еще до этого произошло следующее событие: как только Урасов возвратился от вали, Хасан выложил все деньги — и аванс, и надбавку:

— Денег три раза меньше возьму.

— С чего это вдруг?

То, что рассказал Хасан, прямо-таки растрогало Владимира. Оказывается, Хасан принял своего пассажира за контрабандиста. Везти контрабандный товар опасно. Поэтому и заломил небывалую цену. А в последней деревне, заметив у «контрабандиста» пистолет, еще больше забоялся и потребовал дополнительной платы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Бестселлер Amazon № 1, Wall Street Journal, USA Today и Washington Post.ГЛАВНЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР ГОДАНесколько лет назад к писателю true-crime книг Греггу Олсену обратились три сестры Нотек, чтобы рассказать душераздирающую историю о своей матери-садистке. Всю свою жизнь они молчали о своем страшном детстве: о сценах издевательств, пыток и убийств, которые им довелось не только увидеть в родительском доме, но и пережить самим. Сестры решили рассказать публике правду: они боятся, что их мать, выйдя из тюрьмы, снова начнет убивать…Как жить с тем, что твоя собственная мать – расчетливая психопатка, которой нравится истязать своих домочадцев, порой доводя их до мучительной смерти? Каково это – годами хранить такой секрет, который не можешь рассказать никому? И как – не озлобиться, не сойти с ума и сохранить в себе способность любить и желание жить дальше? «Не говори никому» – это психологическая триллер-сага о силе человеческого духа и мощи сестринской любви перед лицом невообразимых ужасов, страха и отчаяния.Вот уже много лет сестры Сэми, Никки и Тори Нотек вздрагивают, когда слышат слово «мама» – оно напоминает им об ужасах прошлого и собственном несчастливом детстве. Почти двадцать лет они не только жили в страхе от вспышек насилия со стороны своей матери, но и становились свидетелями таких жутких сцен, забыть которые невозможно.Годами за высоким забором дома их мать, Мишель «Шелли» Нотек ежедневно подвергала их унижениям, побоям и настраивала их друг против друга. Несмотря на все пережитое, девушки не только не сломались, но укрепили узы сестринской любви. И даже когда в доме стали появляться жертвы их матери, которых Шелли планомерно доводила до мучительной смерти, а дочерей заставляла наблюдать страшные сцены истязаний, они не сошли с ума и не смирились. А только укрепили свою решимость когда-нибудь сбежать из родительского дома и рассказать свою историю людям, чтобы их мать понесла заслуженное наказание…«Преступления, совершаемые в семье за закрытой дверью, страшные и необъяснимые. Порой жертвы даже не задумываются, что можно и нужно обращаться за помощью. Эта история, которая разворачивалась на протяжении десятилетий, полна боли, унижений и зверств. Обществу пора задуматься и начать решать проблемы домашнего насилия. И как можно чаще говорить об этом». – Ирина Шихман, журналист, автор проекта «А поговорить?», амбассадор фонда «Насилию.нет»«Ошеломляющий триллер о сестринской любви, стойкости и сопротивлении». – People Magazine«Только один писатель может написать такую ужасающую историю о замалчиваемом насилии, пытках и жутких серийных убийствах с таким изяществом, чувствительностью и мастерством… Захватывающий психологический триллер. Мгновенная классика в своем жанре». – Уильям Фелпс, Amazon Book Review

Грегг Олсен

Документальная литература
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука