ДОЛГ И ОТВАГА

— Да, да, здесь! Он разговаривает с вашим командиром. Товарищ Нахимсон — большевик с многолетним партийным стажем. За революционную работу в армии он был в свое время приговорен очень усердными охранителями законов — русскими жандармами — к смертной казни- Правда, заочно, ибо изловить его не успели. Он бежал за границу. Голодал. Читал Маркса и Гете. Между прочим, у него диплом доктора наук.

— Большевик — доктор наук?! того немецкий лейтенант понять никак не мог.

Беседу прервал дежурный офицер. Он сообщил командиру батальона, что пришел какой-то русский генерал, просит принять его.

— Пусть войдет.

В дверях показался генерал в полной парадной форме. Став во фрунт, он без промедления, торжественно возгласил:

— В лице господина командира батальона приветствую кайзера Вильгельма и всю немецкую армию, как спасителей России от большевистских захватчиков. Мы уверены, что победители несут в Россию закон, право, справедливость. А потому нижайшее заверение в поддержке со стороны русского офицерства…

Но тут генерал заметил, что за столом сидят не только немцы. «Кто такие?» — недоумение отразилось на лице генерала.

— Я понял вас,— ответно кивнул немецкий офицер.— Но сейчас, господин генерал, я занят с представителями большевистского правительства из Петербурга…

Генерал, не дослушав, пулей выскочил за дверь.

…В Режицу приехали вечером в сопровождении немецкого офицера и солдата. Аудиенция у командира корпуса. И снова в путь. Утром 26 февраля — Двинск. Пакеты вручены командующему армией. Он тут же отправил их в Берлин.

Утром 27 февраля пришел ответ. И снова — в путь. Теперь — в обратный.

На станции Остров Баландин и Нахимсон встретили советскую дипломатическую делегацию, направляющуюся в Брест-Литовск. Чичерин, Петровский, Карахан… Значит, все в порядке! Значит, Берлин получил и радиосообщение, и официальный документ за подписью Ленина. Мир, долгожданный мир близок!

Г. В. Чичерин расспрашивал Нахимсона и Баландина, как передали они пакет, что видели на пути до Двинска.

Снова экстренный поезд. Станция Торошино… Луга… Здесь Баландин и Нахимсон расстались.

Утром 1 марта Василий Баландин был уже в Смольном.

— Задание выполнено! — доложил он главковерху Крыленко.

Два дня спустя Чичерин поставил в Бресте подпись под мирным договором с Германией.

Вспоминая февральско-мартовские дни 1918 года, Георгий Васильевич Чичерин писал, что «Советское правительство сознательно шло на тяжелые испытания… зная, что рабоче-крестьянская революция будет сильнее империализма и что передышка означает путь к победе». Так и произошло.

С БЕЛЫМ ФЛАГОМ

ЧЕРЕЗ ЛИНИЮ ФРОНТА

Д. П. Коротков

Как только было сброшено Временное правительство, я, в недавнем прошлом рядовой царской армии, пробрался в Петроград, откуда Революционный комитет направил меня в Кронштадт, в распоряжение штаба Балтийского флота, а оттуда на корабль «Народоволец», который стоял на охране города и крепости. Так началась моя служба на флоте.

Как-то поехал я в Петроград навестить мать, которую видел редко и которой вез буханку белого хлеба. Невиданная в то время роскошь! Ведь и черного хлеба давали тогда по четвертушке или полфунта, да еще к ржаной муке примешивали всякое. Мать работала в Смольном уборщицей в столовой и рассказала о привезенном хлебе своей заведующей. И вот обе женщины, знавшие о скудном питании не только народных комиссаров, но и самого Владимира Ильича Ленина, решили эту буханку отдать в столовую.

Когда буханка лежала на прилавке, в столовую вошел Владимир Ильич и сразу обратил на нее внимание. Он знал, что белому хлебу обычным путем появиться было неоткуда (весь белый хлеб, по его же распоряжению, поступал в больницы, госпитали и детям), и спросил:

— Откуда белый хлеб?

Ему рассказали, что из Кронштадта приехал сын уборщицы и привез свой паек матери, а та отдала хлеб в столовую.

В. И. Ленин попросил меня вызвать, и поздоровавшись, спросил:

— Это вы привезли хлеб?

— Я,— отвечаю.

А откуда у вас белая мука?

Я объяснил, что когда наши корабли прибыли из Гельсингфорса в Кронштадт, то у нас оказалось немного белой муки, и командование распорядилось испечь и раздать матросам белый хлеб.

Немного подумав, Ильич распорядился отдать белый хлеб детям. Потом поинтересовался, какую службу несу в Кронштадте? Я ответил, что охраняем Петроград и крепость, охраняем порядок, выполняем задания штаба. Владимир Ильич на прощание крепко пожал мне руку и пожелал всяческих успехов.

После переезда правительства в Москву туда перебрались мать и все мои близкие. Младший брат Борис работал в приемной Ленина, сестра Полина — в канцелярии Совнаркома. Жили в Вознесенском монастыре в Кремле. Туда же вскоре, вернувшись с флота, перебрался и я. В Кремле познакомился с товарищем Половинкиным, служившим в охране В. И. Ленина. Попросил устроить на работу. Он обещал и уже на второй день сказал, чтобы я зашел в отдел кадров Наркоминдела. Получил назначение — пограничным комиссаром НКИД станции Белоостров.