Долг. Мемуары министра войны

Пытаясь поймать неуловимый «переломный момент», я обнаружил, так сказать, несколько уязвимостей в нашей афганской стратегии. Прежде всего речь о жертвах среди гражданского населения: каждый случай вызывал много шума, о нем непременно информировали весь мир талибы, да и Карзай тоже не оставался в стороне. Кроме того, не стоит забывать о нашем бездумном поведении и повседневном общении с афганцами: далеко не редкость, когда американские и коалиционные бронемашины нагло раскатывали по местным дорогам, разгоняя домашних животных и пугая людей. Мы часто не проявляли уважения к культуре ислама и забывали, что здесь принято почитать старших. Мы сотрудничали с афганскими чиновниками, которые грабили простых граждан. В Кабуле и по всей стране мы и наши партнеры по коалиции, а также неправительственные организации слишком часто принимались реализовывать проекты, не посоветовавшись с афганцами, а уж тем более не привлекая их к работе (а то и вовсе не удосуживались спросить, нужно ли им то или это). Стоит ли удивляться, что Карзай и другие местные чиновники жаловались, что не имеют никакой власти в своей стране? Или что даже достаточно честные и компетентные афганские чиновники не могли заслужить уважения собственных сограждан? Мы увлеклись выкручиванием рук и громогласным осуждением и обсуждением коррупции, но как будто не обращали внимания на то, насколько сами ей способствуем, причем в масштабах, которые затмевали доходы от торговли наркотиками. Десятки миллиардов долларов текли в Афганистан из США и стран-партнеров, и мы то ли просто не знали о происходящем, то ли закрывали глаза на то, что некоторая часть этих сумм уходит на взятки и подкуп или оседает на банковских счетах в Дубае. Наши собственные ревизоры продемонстрировали, сколь неэффективны – если в данном случае вообще можно говорить об эффективности – оказались средства государственного контроля США. Афганцы, начиная с Карзая и далее вниз по ступеням властной лестницы, должно быть, качали головами, слушая наши обвинения в коррупции: они-то твердо знали, что структуры американского правительства (и почти наверняка представители целого ряда наших самых близких союзников) платят им и их родственникам за посреднические услуги и за иное сотрудничество. Мы с Хиллари Клинтон неоднократно призывали покончить с подобной противоречивой политикой Соединенных Штатов – увы, безрезультатно.

Важным подспорьем на моем «пути паломника»[106] от скепсиса в отношении усиления военного присутствия к одобрению увеличения численности американского контингента в Афганистане стало эссе историка Фреда Кагана, который любезно прислал мне предпубликационный вариант текста. Я давно знал и ценил Кагана, он с самого начала агитировал за «Большую волну» в Ираке, и мы встречались с ним время от времени и говорили об обеих войнах; помнится, одна встреча состоялась вечером в Багдаде, на террасе одного из дворцов Саддама Хусейна. Эссе под названием «Мы не Советы», впоследствии опубликованное в еженедельнике «Уикли стэндард», напомнило о жестоких реалиях моей первой афганской войны. В ходе того конфликта плохо обученная, полунищая и нередко полупьяная Советская армия постепенно перешла к тотальному террору, докатившись до войны с афганским народом; Советы убили по меньшей мере миллион человек и превратили в беженцев от трех до пяти миллионов афганцев. (По другим источникам, вторая цифра ближе к семи миллионам человек.) Они пытались радикально изменить афганскую культуру, широко перераспределяли собственность и стремились уничтожить «ключевые составляющие» местной социальной структуры. Как пишет Каган, «нарастание разочарования влекло за собой рост насилия, в том числе это проявлялось в целенаправленных пропагандистских кампаниях по изгнанию сельского населения (людей заставляли перебираться в города, которые, как казалось Советам, намного легче охранять)… Советы также использовали химическое оружие, мины и иные взрывные устройства, предназначенные для того, чтобы калечить и убивать мирных граждан». Каган не рассказал мне в своем эссе ничего такого, чего я не помнил бы о поведении советских войск в Афганистане в 1980-х годах; работая в ЦРУ, я наблюдал за происходящим, докладывал об этом, а с 1986 года принимал непосредственное участие в противостоянии Советам в Афганистане. Зато эссе Кагана побудило меня – не бессознательно, а уже вполне осознанно, как министра обороны, – сопоставить поведение советских войск и наших военнослужащих в Афганистане. Как сказал Маккристал на нашей встрече в Бельгии, масштабы военного присутствия значат гораздо меньше, нежели то, для чего используются войска. Да, имелись причины осторожничать с выделением подкреплений, и я продолжал придерживаться того же курса, но теперь, во многом благодаря Фреду, я понял, что мы принципиально отличаемся от Советов.