Долг. Мемуары министра войны

К моему изумлению и ужасу, президент отреагировал гневно. Зачем нам еще больше технического персонала? Разве этот персонал уже не включен в одобренные 21 000 человек? Разве ситуация как-то резко изменилась? Или вмешались какие-то тайные соображения? Общество и конгресс не различают боевые подразделения и технический персонал – для них это все американские военнослужащие. Инкрементное увеличение ведет к внезапному углублению обязательств. Любые дополнительные подкрепления окажутся непомерной нагрузкой с точки зрения как численности, так и финансов. Байден, разумеется, не преминул вставить – я уже привык к этому, – что республиканцы начнут твердить о «войне Обамы». Я сказал им, что мне позвонил сенатор Джо Либерман, который сообщил, что они с Джоном Маккейном и Линдси Грэмом хотят быть полезными; я ответил Либерману, что пусть тогда не позволят республиканцам в сенате «замылить» данный ключевой вопрос национальной безопасности. «Понимаю, – закончил я, – ваши опасения, господин президент, в отношении обязательств и расширения миссии, но война – штука динамическая, а вовсе не статическая. В конце года, независимо от численности контингента, мы все равно пересмотрим и изменим нашу стратегию, если выяснится, что она не работает».

Лишь выйдя из Овального кабинета, я позволил себе проявить эмоции и раздраженно сказал Байдену с Донилоном, что в вопросе о 5000 технических специалистах «с моральной и политической точки нельзя подвести наши войска».

Эта встреча сильно меня обеспокоила. Если я окажусь не в состоянии выполнять то, что полагаю необходимым для блага войск, какой от меня толк? И зачем мне тогда занимать должность министра обороны? Положение выглядело затруднительным. Я разделял озабоченность Обамы неопределенностью исхода конфликта и в то же время стремился удовлетворить запросы командующих, хотя и понимал, что любой командир всегда требует подкреплений – так ведется испокон веков в человеческой истории. Но как определить степень величины наших обязательств? Как оценить потенциальный риск? А еще меня настораживало очевидное отсутствие у Белого дома понимания – причем на всех уровнях, сверху вниз, – неопределенности и непредсказуемости войны. «Они все, кажется, думают, что это наука», – записал я для себя. В тот день я был ближе к тому, чтобы подать в отставку, чем в любой другой день работы на министерском посту, хотя никто этого даже не заподозрил.

От споров касательно Афганистана меня в следующие недели регулярно отвлекали события за рубежом и дома – случаи самопожертвования наших солдат на передовой и глупости, извините за прямоту, тыловых крыс. Одно из таких событий произошло спустя два дня после того, как я получил доклад Маккристала. Младший капрал морской пехоты Джошуа М. Бернард, возрастом 21 год, попал в засаду вместе со своим подразделением и был смертельно ранен из гранатомета. Репортер агентства Ассошиэйтед Пресс сфотографировал умирающего морпеха, рядом с которым печально склонились два его товарища. На снимке стрелочками было показано, куда угодили осколки гранаты. После похорон Бернарда, через десять дней, агентство направило репортера поговорить с семьей капрала и сообщить, что собирается опубликовать фотографию. Отец Бернарда попросил не публиковать снимок в СМИ, пощадить чувства родственников погибшего. 3 сентября меня тоже поставили в известность о намерении Ассошиэйтед Пресс распространить фото; признаюсь, я возмутился до глубины души черствостью журналистов. С первых дней в министерском кресле я старался поддерживать добрые отношения с прессой и публично отстаивал, в том числе перед военной аудиторией, важность СМИ для обеспечения наших свобод (и для выявления проблем, требующих внимания). Но, по-моему, публикация этого фото выглядела откровенным бесстыдством.