Долг жизни

Теммин и Брентин продолжают работать даже после наступления темноты. Сын делает вид, будто все как обычно и ничего не изменилось, но когда он в четвертый раз просит дуговую отвертку и Брентин лишь тупо смотрит в неопределенную точку, Теммину приходится признать: все кардинально изменилось.

На верстаке перед ними лежит купленный Теммином валакорд. У парня появилась идея сделать так, чтобы инструмент играл сам по себе, позволив отцу наслаждаться музыкой, не исполняя ее самому. К удивлению сына, Брентин согласился, но вид у отца рассеянный, будто мыслями он совсем в другом месте.

— Пап, что-то не так?

— Нет, ничего, — натянуто улыбается Брентин. — Просто устал. Долгий выдался денек.

— Ну… ладно.

Внезапно Брентин встает:

— Я… пойду прогуляюсь.

Ну конечно. Куда же без этих его прогулок.

Отец уходит.

И Теммин следует за ним по извилистым улочкам Ханны. По всей столице устанавливают навесы, лотки с едой и генераторы. Утром начнется празднование Дня освобождения — сперва состоится парад, а затем прибудет Слоун. Мирные переговоры пройдут на фоне праздничных мероприятий. Теммин считает, что так сделали специально, рассчитывая отвлечь народ устроенным шоу, пока эта тварь Слоун будет пытаться избежать суда за военные преступления. Его злит сам факт, что ей вообще позволили выступить в свою защиту, — впрочем, в последнее время Теммина многое злит. Вслед за отцом он выходит из жилого района, мимо садов и театров, через тихий сейчас рынок старой Ханны, мимо прибрежных лотков с пакарной. И тут Теммин теряет Брентина — отец сворачивает за угол и неожиданно исчезает. Внезапно парень жалеет, что велел Костику остаться дома. Дроид мог бы просканировать окрестности в поисках биологического следа отца…

Секунду, погоди-ка. Теммин видит тень, вышедшую с Барбиканской дороги на усыпанный галькой пляж, и спешит следом.

Пахнущий рыбой морской бриз треплет волосы Теммина — только теперь он понимает, что оказался рядом с пристанью и рыбокомбинатом, где дроиды обрабатывают дневной улов — скорфинов и мармалов, звездоногов и жемчужные раковины. Сейчас здесь темно и тихо, причалы черными тенями уходят в море. Брентин в конце одного из них.

И с отцом кто-то еще.

Но кто? Возможно, просто какой-то рыбак, из тех просоленных стариков, что зарабатывали на жизнь рыбной ловлей до того, как ее полностью автоматизировали, и которым все так же нравится сидеть с удочкой до рассвета. Брентин просто случайно наткнулся на одного из них, и теперь они стоят, о чем-то беседуя. Верно? Правдоподобное предположение.

Теммин подходит ближе.

Он старается двигаться как можно тише, убеждая себя, что просто не хочет их напугать, но сомнения, словно воры закрадывающиеся в его голову, никак не хотят его покидать.

Теммин выглядывает из-за угла рыбокомбината. В окнах видны похожие на скелеты силуэты отключенных на ночь дроидов, что стоят у конвейеров, словно застывшие часовые. Сейчас он уже рад, что не взял с собой Костика, — чего-чего, а вести себя тихо дроид совершенно не умеет.

Парень пробегает вдоль дальней стороны здания к краю пристани и прячется за небольшим штабелем ящиков для рыбы.

В свете луны он видит отца, который стоит рядом с…

Это гвардеец. Чандриланец. Теммину он кажется подозрительно знакомым.

И он действительно его знает — этот человек охранял камеру Юпа Ташу. Та же копна светлых волос и, хотя отсюда и не видно, наверняка те же шрам на подбородке и бледные глаза.

«Какой же я дурень», — думает Теммин. Отец просто разговаривает с охранником. Может, насчет завтрашнего дня — они с мамой будут стоять на сцене вместе с Канцлером, Леей и большинством остальных спасенных пленников. Наверняка это как-то связано с предстоящими событиями.

А он волновался! Тупица, тупица, тупица…

Теммин встает и вприпрыжку бежит по причалу, маша рукой.

— Эй, пап!

Собеседники поворачиваются к нему.

К Теммину возвращается прежнее дурное предчувствие, что что-то не так. Брентин не машет в ответ. Гвардеец напряжен.

— Тем? — говорит Брентин.

Сын замедляет шаг.

— Пап, я… просто хотел поздороваться. И смыться от мамы.

Гвардеец хмуро смотрит на Брентина.

— Разберись, или это сделаю я.

Брентин кивает.

«В смысле — разберись?» — уже собирается спросить Теммин.

Но не успевает.

Отец разворачивается к нему. В его руке бластер.

Брентин нажимает на спуск.

Глава тридцать вторая

Все вокруг дрожит и грохочет. Кашиик содрогается в тектонических судорогах — сверху сыплется земля, падают клочья мха, массивные корни вокруг извиваются, словно внезапно разбуженные своенравные змеи.

Прижавшись спиной к стене туннеля, Джес ждет, пока мимо пройдет толпа вуки, которые что-то рычат и воют друг другу. Она не понимает их — шириивук состоит из сплошных горловых и гортанных звуков и, если прислушаться внимательнее, невероятно сложен. Но хоть она и не понимает слов, она прекрасно осознает, что чувствуют эти вуки.

А чувствуют они то же самое, что и она: тревогу, страх и горе.

Им ведь почти удалось.

Еще немного — и они освободили бы целую планету и целую расу, совершив правое дело ради справедливой цели.

И тем не менее…