Долгая дорога домой

Осторожно приблизившись, Араб потянул на себя засов, толкнул дверь — и отскочил.

Что-то с истерическим визгом рванулось на него из темноты, так, что он даже испугался. Отскочив назад, он вскинул автомат.

— Стой, стреляю! — громко сказал он, вспомнив устав караульной службы.

Тот, кто на него выскочил, теперь он видел, что это один из тех пацанов, — бухнулся всем телом о противоположную стену — коридор был очень узкий. Из мрачной темноты камеры донеслось…

— Дяденька, не стреляйте!

Все пошло не так. Сначала на их стук никто не ответил. Когда решаешься на что-то — в крови кипит адреналин, но когда ты стучишь и стучишь в дверь, и от этого нет никакого толка — наступает отчаяние, причем наступает быстро. Ты один. Тебя бросили. Враг не победил тебя. Враг тебя просто не заметил.

Жирдяй перестал стучать, повернулся.

— Стучи еще! — придушенным шепотом, опасаясь того, что его услышат за дверью, сказал Вадим. — Стучи. Ну!

Жирдяй втянул воздух, готовясь заплакать, но сдержался и снова застучал.

И тут по двери — как молотком ударило, даже нет, не молотком — кувалдой! Раз, но и этого хватило, жиртрест просто отскочил от двери, не удержался на ногах и плюхнулся на задницу. Тут стукнуло еще раз — и в двери появилась рваная дыра. Вадим оглянулся — жирдяй сидел на земляном полу и вставать не собирался ни за какие коврижки. Он остался один — и сейчас в их узилище кто-то войдет, кто-то — у кого есть оружие. Выхода не было, а он знал, что если нет выхода — бросайся вперед, выход впереди. И когда лязгнул засов, открывая им путь на волю, он с громким криком бросился вперед. С криком, чтобы самому не было так страшно.

В коридоре никого, коридор узкий, Вадим врезался в стену, сильно ударился головой — и тут его кнутом хлестнул крик:

— Стой, стреляю!

Вадим замер на месте, не в силах осознать — говорили по-русски! Он был готов ко всему, но не к этому русскому окрику, хорошо знакомому, потому что скауты летом проходили «военную практику» в воинских частях, в которых они потом должны были служить. Вообще-то для большинства скаутов обязанности пойти и отслужить не было, но на того скаута, который не мечтал бы отслужить в армии хоть один срок, смотрели как на неполноценного. Служба в армии была естественным завершением процесса воспитания настоящего скаута, поэтому они часто посещали воинские части, где знакомились с офицерами, а офицеры знакомились с ними и уже знали, какое пополнение к ним придет. Команда «стой, стреляю!» была уставной, применяемой при несении охранно-караульной службы, и Вадим ее знал. Поэтому — он просто замер на месте.

— Дяденька, не стреляйте…

Сильный луч света ударил из темноты, на мгновение высветив фигуру мальчишки у стены, — и снова погас.

— Вставай.

Сказано было снова по-русски. Ослепленный светом Вадим неуверенно поднялся.

— Сколько вас в камере?

— Двое.

— Где еще одна? Девушка, которая с вами была?

— Не знаю.

— Оставаться в камере. Я приду за вами.

Если бы не шлем, на котором крепился термооптический прибор, Араб точно получил бы сотрясение мозга. А предпосылки к импотенции он и так заработал.

Получилось так: следом за той камерой, где он нашел двоих пацанов, было еще две двери. За одной — никого, по крайней мере термооптический прибор не засек ничего, отличающегося по температуре от окружающего воздуха. Во втором — тоже ничего не было. Нахмурившись, Араб вернулся к первой двери — замок поддался с первого же выстрела. Комната заставлена какими-то ящиками.

— Есть кто живой? — спросил Араб, не входя в комнату.

Никто не ответил.

Вторая комната — на замок пришлось истратить целых три пули, оказалась жилой. Даже хорошо обставленной — главным в ней была большая кровать. Кровать и в самом деле была шикарной: три на три метра, сделанная под старину, вот только балдахин какой-то…

Несмотря на весь свой опыт, Араб прозевал нападение. Вырванный из балдахина кусок накрыл его, а следом последовал удар в пах, да такой силы и точности, что он с трудом сдержал крик. Следующий удар пришелся по защищенной шлемом голове — и вот тут взвизгнул уже кто-то другой. Выпустив из рук автомат, Араб без труда отразил еще два удара — термооптика позволила ему засечь местоположение противника даже в кромешной тьме. Взял противника на болевой прием, прижал к земле.

— Сволочь!

— Не брыкайся!!!

Тот, кто только что чуть не лишил его детородной функции (Араб был бы очень опечален, случись такое), замер.

— Ты русский?

— Нет, б…, араб! Ты что, спросить не могла, прежде чем бить? — Он уже понял, кто у него в руках.

— Я испугалась…

— Испугалась… — Было и в самом деле больно. — я тебя сейчас отпущу. Не брыкайся.

— Не буду.

Хорошо, что не был поврежден термооптический прибор, удар пришелся по каске в лоб, по кронштейну крепления, а не по самому прибору. Кронштейн был сделан солидно, из алюминиевого сплава, и держался.

— Что это на тебе такое?!

— Какая разница, е…

Новый приступ боли едва не согнул его пополам.

— Я не хотела, я думала, что это эти…

Разбираться было некогда.

— Иди за мной.