— Господи, — потрясенно сказала Ирена, — надо же, а я чуть платье клетчатое не выбросила. Из него же отличная рубашка Жене получится. Вот дура!
И она заплакала, громко всхлипывая, шмыгая носом и отирая ладонью со щек быстрые слезы. Так, как плакалось только в юности.
Долгая дорога домой
Я ехала по разбитой тракторами и машинами дороге в село Круглыжи и вспоминала, как ехали мы по ней тогда, в сорок первом году. Вернее, ехала тихая лошадка с почтой, везла наши скудные пожитки, а мы шли пешком и время от времени подсаживались на телегу. Дорога была сухая, гораздо у́же, чем теперешняя. Возница рассказывал о людях, проживающих там, говорил, что скоро уезжает на лесозаготовки, что в селе мало осталось мужиков, совсем мало — лошадей.
Сейчас я ехала в кузове грузовой машины, которая возила сливки на молокозавод. Из-за распутицы совхозный автобус не ходил. И в открытый кузов набралось человек пятнадцать. В основном мужчин. Ехали, подпрыгивая на ухабах, смеялись, а когда уж очень чувствительно подбрасывало на импровизированных сиденьях из бидонов и досок, возмущались, — правда, как-то привычно возмущались, — что никак не наладят дорогу.
…Проехали Юферята — деревню Толи Юферева, моего одноклассника. Здесь я однажды, возвращаясь из Свечи, нечаянно попала в дом его матери. Я поняла это, когда начала писать письмо под ее диктовку в армию Толе. «Корову уже не доим», — писала я слова Толиной матери. Тут же добавляла от себя: «А ты напрасно на меня обиделся тогда». «Огород под картошку уже весь вскопала». «А по военному делу у нас новый учитель — демобилизованный лейтенант».
Проехали Мулы — сюда мы однажды с Надей Скутиной ходили на вечерку. Постояли на пороге тесной избы, посмотрели, как пытаются веселиться девушки-перестарки…
— Скоро льнозавод.
— Да его давно уже нет. И лен теперь не ро́стим.
— Значит, я масла льняного не попробую?
— Не попробуете. Льняное масло теперь в техническую промышленность идет.
Все присутствующие в машине загорелись, пытаясь вместе со мной отыскать старые приметы.
— А в каком вы доме жили? — спросил один мужчина.
— У Кати, за клубом, над рекой.
— У Кати Молодцовой? — спросил мужчина.
Молодцова! Я совсем забыла ее фамилию.
— Так я тоже в этом доме жил. У Кати эвакуированный парнишка был, со мной учился, — Коля.
— Это мой брат.
Мужчина долго, с какой-то, я бы сказала, доброй нежностью смотрел на меня. Пытался ли он связать меня теперешнюю с той сестрой Коли, которую должен был тоже вспомнить, или просто, глядя на меня, вспоминал то время…
Скоро будет мельница и за ней мост. Я встала. Мельницы не было.
— А где мельница?
— А вон на ее месте магазин стоит.
И правда, я увидела серое кирпичное строение. Я не узнавала местности: какие-то дома, вроде бы их тут раньше не было.
А машина вдруг остановилась.
— Здесь центр совхоза, — сказали мне. — Выходите.
— Да нет, я в Круглыжи.
— Это тоже Круглыжи. Поселок Мирный. Здесь переночуете. Есть у вас там в селе кто знакомые?
— Нет… То есть не знаю. Наверное, никого нет.
— Ну так выходите. Здесь правление, есть комната для приезжих.
Мне так мечталось въехать в село по-старому. Но что было делать? На ночь глядя, ни к кому… Утешила себя, что завтра пойду в село пешком. Мост, я видела, стоял на старом месте. Видела дома, очень большие деревья. Тогда они не были такими большими…
Правление было закрыто. Какая-то женщина посоветовала мне пойти к директору совхоза Михаилу Серафимовичу Киселеву. Показала его дом.
Директора, хоть было уже восемь вечера, темнело, дома еще не было. Хозяйка, сын директора и его молодая беременная жена встретили меня, незнакомую, чужую, приветливо и сразу повели в только что истопленную баню. Недавно срубленная, она вся пропахла смоленым духом сосны. Потом к этому примешался запах березового веника. Я сидела на чисто струганной белой лавке и блаженствовала, согреваясь. Хозяйка приоткрыла дверь, села на пороге, так ей было жарко, а я не чувствовала жары, до озноба промерзла на верху машины.
Наверное, баня и спасла меня от простуды.
Михаил Серафимович пришел около десяти часов. Он долго мыл ноги в резиновых сапогах в специальном корыте, которое стоит у крыльца. Точно так же стоят корыта и возле правления, и возле сельсовета, у всех домов. Иначе невозможно: столько грязи — представить себе трудно. «Глина, — сказал Михаил Серафимович. — Если бы нам дороги!» И при мне все то время, что я там провела, только и был разговор о дорогах. Приезжали из района — специально для разговора о дорогах. Приезжали из области — опять-таки для этих разговоров. Дороги, дороги!
И нас сюда впервые тоже привела дорога. Долгая дорога…
Дорога