Долгая дорога домой

С трудом дождавшись утра, Караваев, наконец, дозвонился до майора полиции, который помогал ему во время его командировки в Новосибирск. Мысль, всю ночь не дававшая покоя Павлу Андреевичу, наконец обрела свою ясность и форму. Караваев попросил майора частным порядком навести справки о сыне, Мехренцеве Антоне Тимофеевиче. Услышав фамилию человека, которого предполагалось разыскать, майор с удивлением ответил, что никого искать не придётся, так как тот сидит у них в следственном изоляторе и это человек, что был задержан в указанном полковником секторе обстрела со снайперской винтовкой.

Потрясённый новостью, Караваев рухнул в кресло, впервые в жизни у него закололо под левой лопаткой. Он осознал, что мог погибнуть от руки собственного сына.

– Стоит ли ехать? – спросил он то ли самого себя, то ли жену.

Видя, в каком он состоянии, Настя быстро померяла ему давление, потом накапала каких-то капель и заставила выпить. Только после этого твёрдо заявила:

– Вместе поедем. Хотя бы ради того, чтобы узнать, где могила его матери.

– Тогда закажи билеты, а я свяжусь с Москвой, боюсь, без генерала не обойтись в этом деле.

Свидание с сыном Караваев получил уже на следующий день.

Всё время своего ареста Мехренцев упрямо молчал, отказываясь от сотрудничества со следствием. Его держали в одиночке, отчего он постепенно начинал сходить с ума. Увидев Караваева в дверях камеры, он опешил от неожиданности.

– Здравствуй, Антон. У меня к тебе несколько вопросов. Раз ты не выстрелил в меня, значит, знаешь, кто я?

– Нет. Но вы очень похожи на одного человека, моего биологического отца. Мама его сильно любила.

– Я и есть тот самый Морозов Тимофей Алексеевич, но в силу обстоятельств вынужден носить чужое мне имя.

– Мама думала, что вы погибли.

– Отчасти она была права, Морозов Тимофей Алексеевич пропал без вести, а после был объявлен предателем Родины и до сих пор не реабилитирован.

– Как же так получилось?

– Так нужно было для дела, которому я служу всю свою жизнь. Сути это не меняет, она вышла замуж за другого человека, что и решило мою судьбу. В любом случае я не смог бы тебя воспитывать. Получилось так, как получилось. Я бы хотел навестить её могилу.

– Значит, вы знаете…

– Да. Узнал недавно в ходе проведения одной операции, так же, как и о тебе. Я подал запрос о твоём переводе в Москву. Дальше тобой будут заниматься следователи ФСБ. Адвоката я для тебя уже нашёл. Сделаю всё, что можно будет, но главное, чтобы ты не молчал. Первая твоя судимость была несправедлива, она сломала тебе жизнь, но, насколько я понял, не ожесточила.

– Как ты меня нашёл тогда?

– По пятну лазерного прицела на своей груди. Почему ты не выстрелил?

– Это было равносильно убить память своей матери. Я должен был стрелять не в вас, а в пакет над дверями, но, увидев, как вы там себя ведёте, я понял, что меня подставили.

– Понятно. Ждёшь своей ликвидации? Не жди, её не будет. Взяли всех: и заказчика, и исполнителей, и посредников. Всех.

– А что это меняет? Вы же сами говорите, что жизнь сломана.

– Её можно исправить, и я помогу тебе в этом, если, конечно, сам захочешь.

– Хорошо, посмотрим, как фишка ляжет. Мамина могила на южном кладбище Новосибирска, сектор «С», третья могила от дороги.

– Спасибо! Навещу.

– Я бы с удовольствием уехал из этой страны за тридевять земель.

– Думаешь, там лучше? Это от того, что ты там не бывал. Тоска по Родине порой бывает невыносима. Я годами мечтал, чтобы сюда вернуться. Ладно, учи язык, переправлю в Англию. После суда решим, когда ты поедешь. Будет тебе и жильё, и работа.

– А моя семья?

– И она тоже.

– Переправь её до того, как я выйду на свободу.

– Думаешь, жена согласится оставить тебя здесь одного? Сомневаюсь. Она у тебя из породы декабристок, не уедет.

– Я её уговорю.

– Поживём, увидим, как фишка ляжет.

Павел Андреевич крепко пожал руку сына и вышел из камеры.

Всё это время Настя ждала его в приёмной специзолятора. Увидев мужа, идущего по коридору с посиневшими губами, она кинулась к нему.

– Как ты себя чувствуешь? – первым делом поинтересовалась она.

– Знаешь, я как-то сразу устал. Первый раз за последние несколько лет словно на меня вся моя жизнь камнем легла. Видать, грехи на плечи давят.

– Тебе просто нужно выспаться и принять таблетку, а на кладбище мы с тобой завтра съездим…

Караваев лишь молча покачал головой, соглашаясь с женой, а про себя подумал: «Да, жизнь не бумажка, перечеркнуть можно, а переписать нельзя. И штамп не поставишь „Исправленному верить“ за подписью Господа Бога. Вот так и живёшь – между адом и раем».