Бородин спокойно сошёл с трапа самолёта в Афинах и растворился в толпе встречающих-провожающих. Он был уверен, что для него начинается новая эра жизни, но это было лишь начало конца. Через два года домработница найдёт его мёртвое тело в бассейне с красной от крови водой.
Караваев вернулся домой во втором часу ночи. Он медленно поднялся на пятый этаж. Не успел достать ключи, как дверь раскрылась. На пороге стояла Настя, запахнутая в махровый домашний халат.
– Устал? – скорее констатировала факт, чем спрашивая, произнесла она, впуская мужа в квартиру.
– А что, заметно? – угрюмо ответил Павел.
– Мне кажется, у тебя что-то произошло.
– Да. Неожиданно объявился сын с криминальным прошлым.
– Главное, что сын. Как ты его нашёл?
– А я его и не искал. Джон его нашёл.
– Хочешь с ним встретиться?
– Представь себе – нет! Не испытываю такой потребности, как и просить прощение за упущенные годы.
– Не злись, – убедительно заявила Настя, гладя его по небритой щеке. – У тебя своя жизнь, у него своя. Не хочешь встречаться – не надо, но помочь-то ему выправить жизнь ты можешь.
– В этом ты, пожалуй, права. Ладно, посмотрю, что я для него могу сделать.
– Ну и хорошо. А у меня для тебя новость.
– Что, родители заночевали у нас?
– Дурачок, у нас будет мальчик.
– Буду звать тебя королева-мать, – прошептал Караваев, целуя жену в щёку. – Что?! Когда? Скоро? – засыпал он её вопросами.
– Месяцев через шесть-семь. Какой же ты смешной! Как ты можешь людьми командовать, если до тебя так медленно доходит?
– Главное, что доходит…
Павел Андреевич подхватил жену на руки и отнёс её в комнату.
– Своим сказала?
– Нет, тебе первому.
– Давай пригласим их в ресторан и объявим о пополнении.
– Мне страшно.
– Прорвёмся! – заверил её Павел Андреевич. – Никогда бы не подумал, что дочь может так сильно бояться свою собственную мать. Надеюсь, наша дочь не будет тебя бояться, когда вырастет?
– Я тоже на это надеюсь. Расскажи мне про свою любовь. Как ты оказался в Чили.
– До Чили было много ещё чего интересного. Почему тебе интересно именно Чили?
– Мне интересна та женщина, которую ты любил.
– Это было в другой жизни. Если тебя тревожит возможность возникновения ещё одного ребёнка, то уверяю тебя, можешь спать спокойно. У нас с Мэри не было детей.
– И всё-таки…
– Планировалось, что остаток жизни я проведу где-нибудь в Центральной Америке. Но жизнь распорядилась по-другому.
– Расскажи мне о себе, о своём детстве, как ты в армию попал. Например, я первый раз влюбилась, когда мне было лет пять. Мама очень любит рассказывать об этом периоде моей жизни.
– И кем же был твой избранник?
– Увы, он был намного старше меня, ему было уже лет двадцать, и работал он детским участковым врачом в нашей поликлинике.
– Что и определило твой дальнейший выбор профессии…
– Наверное, ты прав, знаешь, я как-то не задумывалась над этим. Один раз он меня обманул. Нужно было ставить прививку, а я была сильно против. В общем, это разочарование осталось со мной на всю жизнь. Тогда-то я и решила, что любви нет. Спустя годы я встречаю тебя и понимаю, что она есть!
– Стоп! Извини, Настёна, я должен срочно найти одного майора из Новосибирска, а потом я расскажу тебе, как попал туда, куда попал.
Караваев вызвал оперативного дежурного по области и попросил его срочно связаться с Москвой. Нужный номер телефона Павел Андреевич получил только к утру. Всё это время он нервно расхаживал по комнате и, не зная, чем себя занять, рассказывал жене, с чего начался его путь в профессию.
Глава 9
– Мне четырнадцать было, когда отца волки загрызли. Восьмой класс окончил и работать пошёл, матери помогать, сестёр на ноги ставить. Я же старший в семье, да к тому же один мужик остался. Весь июнь ходил за председателем колхоза, чтобы тот определил меня работать на пилораму. Но сдался председатель, только когда пришёл просить за меня сам бригадир. Определили учеником, думал, до армии заточником проработаю, а нет, не вышло.
Уходил на работу в семь, приходил в шесть, иногда потихоньку, таясь от сестёр и матери, плакал, и было отчего, рабочая наука давалась нелегко. Полгода осваивал заточку разных пил, а после ещё полгода настройку станка. Через год работал уже на равных со всеми членами бригады, и зарплата поднялась вровень с ними, но и спрос был другой.
Тринадцать мне было, когда первый раз влюбился в соседскую девчонку и стал писать стихи, которые ей и посвящал. Однажды написал целую поэму о любви к Родине с политическим подтекстом. Особо её никому не показывал, но знала её почти вся деревня.
Но вот однажды приехали к нам на зелёном уазике трое в штатском.
Мама только-только приготовила ужин. Я, сидя за столом в ожидании, когда она подаст тарелку, катал хлебные шарики и закидывал их в рот. «Ты, говорят, поэт? – спросил один из них. – Давай показывай свои рукописи».