Вскоре обиженные девушки ушли к своим домам. Хозяйка принесла стопку сена и постелила нам на земельном полу, дала покрывало и велела лечь спать. Время было уже за полночь. Мы легли на сено, сверху хозяйка накрыла нас вытканным из конопли покрывалом, было холодно, одеяло не грело. Хозяйка потушила коптилку. Дочка сняла платье и легла в постель. Всю ночь мы слышали, как лейтенант-примак и дочь хозяйки наслаждались любовью. Я сожалел о своей нерешительности. До сих пор звенят в моих ушах слова хозяйки этого дома: «Не хотели спать в теплой постели с такими красотками в обнимку, теперь спите на твердой земле, под холодным покрывалом и обнимайте свои холодные колени. Так вам и надо!»
Утром она накормила нас хлебом, картошкой, молоком. Мы сердечно поблагодарили за хлеб, соль, за доброту. Я еще раз украдкой взглянул на ее дочь и подумал, что если бы не было лейтенанта-примака, то я бы остался жить с этой Галиной. Такие красавицы встречаются редко.
По лесным и проселочным дорогам мы вышли к Белой Церкви. Она гораздо южнее и западнее Киева. В Киеве уже были фашисты. Эти густонаселенные регионы мы прошли с большой осторожностью. Кругом стояли фашистские гарнизоны. Белую Церковь прошли днем, никого не боясь, прямо по центру города, даже мимо лагеря военнопленных. Наблюдали, как военнопленные ходят по лагерю. Пошли дальше на Кривой Рог. Останавливаться поблизости на ночлег нам не советовали – опасно. Вечером, когда уже стало темнеть, пришли в одну большую деревню, центральную усадьбу какого-то колхоза. Там было много людей. Мы стали проситься на ночлег. Никто домой брать не хотел, все посылали до старосты. Троим староста разрешил идти по домам с хозяевами, а я остался один. Спрашиваю, куда мне идти, а он в ответ:
– У нас евреям места нет! Им место на том свете, в крайнем случае в лагере.
– Господин староста, я не еврей, а татарин из Крыма, из города Симферополь. У нас есть города Симферополь, Севастополь, Ялта… слышали, наверное.
– А чем докажешь, что ты татарин?
Тогда я показал свою метрику, заполненную латинскими буквами, староста был неграмотный и ничего, естественно, не понял.
– Буквы-то немецкие, – сказал он. – Кто тебе ее дал? Немцы?
Я подтвердил. Тогда староста передал бумагу старшему полицейскому. Подошел колхозный бухгалтер, заглянул в метрику и уверенно сказал:
– Все правильно, он – крымский татарин из Симферополя. – И вернул метрику мне назад. – Храни ее, пригодится.
– Тогда забери его к себе на ночлег да накорми, – сказал староста полицейскому и ушел к себе домой.
– Пошли, – недовольно буркнул полицейский, и я поплелся за ним.
Через две улицы был его домик. Нас встретила его жена.
– Накорми этого военнопленного, – сказал он, – а потом положишь его спать.
Женщина положила на стол хлеб, сало, яйцо, отварную картошку, налила чай.
– Ешьте! Наверное, проголодались?
Да, я был очень голоден. Досыта поел, сразу после еды захотелось спать. Хата была небольшая, комната 2,5 на 4,5 метра. Закрытый коридор служил кухней, там стояла печь. Женщина постелила матрас возле окна, дала мне подушку и ватное одеяло. Для меня это было неожиданно. Настоящий комфорт. Хозяйка поинтересовалась: откуда и куда я иду, что умею делать? Я все, как есть, ей рассказал, только в отношении специальности – столяр. Окончил строительное ФЗУ в Симферополе. Делаю окна, двери, крыши чиню…
Хозяина не было. Я лег спать на полу у окна. В этой же комнате стояла кровать, на которую легла хозяйка. Слышу, она охнула. Я спросил ее:
– Вы чего-то боитесь?
– Да, – сказала она. – Жили мы вроде хорошо, спокойно. Тут началась война, всех мужиков забрали на фронт. Много народу погибло. Колхоз развалился. Работать некому, в деревне одни бабы. Фашисты и их пособники всех евреев, коммунистов, активистов, советских работников хватают и расстреливают. Чем люди виноваты? Такова была жизнь. Мои два брата погибли в боях под Киевом, а отец сейчас на фронте. Сама работала на молочной ферме, окончила 10 классов. Теперь муж, бывший бригадир, полевод – полицай. Я очень боюсь его и всего, что делается, и не могу понять, чем все это кончится. Разговаривая с вами, я поняла, что вы человек грамотный, много знаете.
Как говорится, мне тут же пришлось свой язык прикусить. Вскоре залаяла собака, значит, пришел хозяин. Жена окликнула:
– Мыкола! Это ты?
Она надела халат и вышла на кухню. Зажгла коптилку. Он сказал, что кушать не будет, так как поужинал у друзей.
Вскоре муж и жена разделись и легли спать. Уснул и я. Вдруг стук в окно. Я испугался, подумал, что это за мной и что поведут меня сейчас на расстрел. Хозяин вышел, переговорил с кем-то и ушел, хлопнув дверью. Хозяйка встала с постели, стала босыми ногами на мой матрас. Стала молиться, креститься, плакать. Ее слезы падали мне на одеяло. Мне стало ее жалко. Я протянул руки до ее ног, они были холодные. Я стал тереть ее ноги до колен. Она меня не оттолкнула. Нагнулась и взяла мои руки в свои. Я почувствовал теплоту женских рук, женский дух. Значит, она меня не осуждает. Жалеет, думал я.