Долгая дорога домой

– Давайте ляжем согреем друг друга, все равно сон не берет, – сказал я. – Не бойтесь, я вас не трону.

– А я и не боюсь этого. Уже давно двоих родила. Дети у мамы. Мыкола – мой второй муж. Нахально меня забрал у мамы. Мой муж пропал без вести. Пришла черная бумага в сельраду.

Мы легли.

– Повернись задом, – сказала она и обняла меня. Мне стало так тепло, хорошо. Запах женского тела опьянил меня. Она встала, закрыла двери на засовы, пришла и легла в постель, отвернулась от меня и сказала:

– Спи, как хочешь, он придет только утром.

Я обратился к ней:

– Милая, добрая, хорошенькая хозяюшка. Скажите, пожалуйста, как вас зовут. Вы меня накормили, уложили спать, дали немного ласки, свою женскую теплоту, а я до сих пор не знаю, как вас зовут.

Она повернулась ко мне и сказала:

– Гаша, многие кличут Гарпиною.

Я сказал, что меня зовут Юрий, а по-татарски – Нури. Так мы и познакомились, уже в постели полицейского. После этого Гарпина тихо сказала:

– Не бойся, делай со мной, что хочешь. Ведь ты же мужчина молодой. Да еще приятный кавказец.

Мыкола вернулся домой, когда уже рассвело. Услышав первые стуки в дверь и лай собаки, Гарпина толкнула меня в бок и направила к себе на матрас. Сказала: «Храпи!»

Хозяин не хотел ни есть, ни пить, а сразу разделся и лег в кровать. Он рассказал, что прямо с колгоспа их, трех полицаев, повезли в райцентр. Оттуда на груженных людьми машинах повезли в поле. Там уже были ямы, канавы. Все эти люди были евреями, коммунистами, активистами. Их выгрузили с машин, построили возле этих ям. Полковник-немец при фонаре прочитал какой-то приказ. Потом еще что-то сказал.

– Один офицер взял меня за руку и подвел к станковому пулемету. Как будет команда – стреляй. Убей этих людей, они враги вашего украинского народа. За свои заслуги ты получишь дейчмарки и еще самую красивую евреечку до самого утра.

– И ты все это сделал?

– Да, я нажал на спуск пулемета. Он отлично работал. Я наблюдал, как люди молча падали в яму. Это было интересное зрелище. Ведь я пользуюсь доверием немцев, новых властей, получаю их деньги, паек.

– А как с еврейкой? – спросила она.

– Все в порядке. Я исполнил свой мужской долг. Она кричала, проклинала, называла меня предателем своего народа.

Муж и жена долго шептались, не могли спать. Стало совсем светло. Петухи давно отпели. Люди уже ходили по деревне. Я не спал, думал о своих товарищах, ведь мы должны были утром встретиться у колхозной конторы.

Хозяйка тоже рано проснулась, но она лежала молча у стены от мужа, боясь перейти через него. Когда Мыкола встал, было уже 9 часов дня. У него был ужасный вид: небритый, отеки под глазами, хриплый голос. Он сделал самокрутку, закурил. Когда мы позавтракали, было уже 10 часов. День был ясный. Полицай сказал мне, что мы пойдем на то место, откуда он забрал меня на ночлег. Придя на место встречи, я своих товарищей не нашел. Стоявшие возле кладовки женщины сказали, что трое ребят стояли тут, ждали кого-то, а потом пошли в южную сторону.

Я понял, что остался один, и пошел в ту же сторону. В конце деревни встретил старика.

– Здравствуйте, дедушка.

– Здравствуй, молодой человек. Куда держите путь?

Я ему все объяснил, рассказал о старосте деревни и о том, что переночевал у полицая, а теперь иду один на свою родину, в Крым, что были со мной еще три хлопца, но они меня не дождались и пошли сами, что планирую выйти на Херсон, а уже оттуда – в Крым.

– Иди по деревням, где нет фашистов, о себе ничего не говори. Скажи, что был в гостях, в Белоруссии, а теперь идешь домой. Таких задерживают, проверяют и отпускают. Тебе холодно, наверное? Я дам тебе кое-что.

Он позвал меня в хату. Налил крынку теплого молока. Дал оранжевого цвета телогрейку, пару брезентовых туфель, носовая часть которых была обита кожей. Дал на дорогу хлеба, сала, яиц и чеснок.

– Я знаю, что такое голод! В 1932–1934 годах, когда у нас был голодомор, многие украинцы спаслись от смерти у вас в Крыму. Я тоже там побывал и потому остался в живых. Добрые люди там живут, особенно татары. Они делились последним куском хлеба. Был я в деревне Ах-Шейх, там жил такой человек Сеит-Аппаз, его мать Алиме из деревни Огуз-оглу. Я почти три месяца у них жил, работал в поле, немного заработал и даже домой кое-что привез. Голод был и у вас, но не такой страшный, как в Украине. Будешь в тех местах, передай всем от деда Артема привет.