В этот день после меня переход прекратился. Фашисты постоянно стояли у костра. Остальные бойцы, в том числе Сабрие и Эбзаде, перешли только в следующую ночь. Бедные, как они стояли еще двадцать четыре часа на этом косогоре в лютый мороз, с голодным желудком!
21-й отряд назвали комендантским и поставили на охрану штаба соединения. Кругом расставили заставы, блокпосты. Дежурили по очереди, как в армии. Расположился отряд опять в Дедовом Курене. Недалеко от нас была Карадагская метеостанция, аэродром. Эбзаде и Сабрие охраняли аэродром, стояли на постах. Я со своей группой ходил в разведку в разные деревни. Добывал сведения о враге и одновременно приносил продукты питания.
После прочеса у нас не хватало оружия для вновь прибывших. Командир приказал забрать его у женщин. У Эльзы и Сабрие отобрали удобные немецкие карабины, а вместо них выдали длинные иранские винтовки 1913 года выпуска. Они были выше человеческого роста. Вместо шомпола для чистки канала ствола у них была цепь. Чистить винтовку можно было только вдвоем. Один тянул цепь туда-сюда, а другой держал ее. Винтовки были очень тяжелые, особенно для женщин. С ними Сабрие и Эльза ходили на охрану аэродрома на Караби. Им приходилось стоять по колено в снегу на открытом месте.
Однажды проверяющий хотел скрыто к ней подойти, но Сабрие выстрелила из своей иранской винтовки. Проверяющим оказался начальник штаба бригады. Он похвалил Сабрие за бдительность. Вскоре эти винтовки у них изъяли и вновь дали легкие немецкие карабины.
С Большой земли авиаторы привезли много новых автоматов. Это были рожковые ППШ. Каждый боец и командир мог заменить свой ППД или винтовку на новенький легкий автомат. Все они еще были в густой смазке. В нашем отряде только я и Павлик Семедляев отказались их брать.
Я не хотел расставаться с автоматом Балацкого, а Павлик тоже из каких-то своих соображений. Было это в десятых числах февраля 1944 года. На второй день после замены оружия произошел бой. Батальон румын вышел с Карадага[158]
, снял наших постовых и тихо добрался до заставы – шалаша, в котором было восемь бойцов. Половину их каратели перебили сразу. Четверо оставшихся в живых прибежали в штаб отряда и подняли тревогу. Был глубокий снег. На буковых деревьях, на ветках тоже снег. Каратели открыли огонь с легких и крупнокалиберных пулеметов и автоматов. Густая смазка новых автоматов не давала нашим бойцам стрелять очередями. Я занимал левое крыло обороны и переживал, что так неудачно все складывалось. Автоматы работали плохо. Пули противника бьют по веткам деревьев, и снег большими комьями падает сверху нам на головы. Это пугает и даже ранит бойцов, деморализует.Я приказал Павлу Семедляеву незаметно для противника по склону пробраться к штабу румын и забросать их гранатами. Сам укрылся за деревом и взял на мушку своего автомата наблюдателя и корректировщика крупнокалиберного пулемета – румынского офицера, который стоял у дерева спиной ко мне. Враг был внизу, а мы были наверху небольшой горы. Вражеские пулеметы стреляли и по нашим бойцам, и по деревьям. Срезанные ветки падали вместе со снегом нам на голову, и было довольно страшно. Наш единственный шкодовский пулемет с рожками молчал: кончились патроны. Моя пятнадцатилетняя сестренка Сабрие принесла в мешочке патроны, и пулемет зара ботал. Вскоре пулеметчик Мальков был ранен в руку. За пулемет села Сабрие. Положение наше стало аховое. Автоматы новые, стреляли одиночными выстрелами, да и то не все. Выручали гранаты и геройство бойцов. Когда Павлик ползком по снегу добрался с тыла до противника и бросил три гранаты в шалаш, где был штаб, то одновременно с ним я снял наблюдателя автоматной очередью и открыл огонь по расчету пулемета перед штабом. Всех троих уложил. После этого каратели стали быстро уходить, раненых и убитых сажали на лошадей. Мы же преследовали их до скалы Карадаг.
После окончания боя на заставе состоялся разбор операции. Меня и Павлика похвалили, решили представить к правительственной награде – меня к ордену Красной Звезды. Весь отряд поздравлял нас.
Рядом с деревней Баксан была другая деревня – Кайнаут[159]
. В конце деревни были высокие и большие скалы. Верхняя часть одной скалы была ровная, там даже была земля и трава. С нее хорошо просматривалось все до самой магистрали Симферополь – Феодосия. Там был наш наблюдательный пункт. Отсюда мы смотрели, не идут ли в лес каратели. Считали проходящие машины, потом писали отчет. Обычно дежурили по два человека. Однажды я оплошал. Где-то нашел маленькую бутылочку, понюхал, что это такое, и… на два часа уснул, так как это оказался эфир. Слава богу, все обошлось без последствий.