Долгая дорога домой

И вот меня вызвали к командиру и зачитали приказ по бригаде о назначении начальником похоронной команды соединения. Дали 20 бойцов. К работе я приступил сразу. Пошел в Васильковскую балку и все осмотрел. Она очень широкая, большая. Тянется вдоль течения реки Бурульчи до самого Колан-Баира на Долгоруковской яйле. От середины направо и налево тянутся две небольшие балочки. Посредине балки протекал ручей. Кругом валялись трупы: женщины, дети, старики – человек триста. Кроме них, много трупов погибших партизан, прежде всего раненые из госпиталя.

Оказалось, что там уже работали люди. Были вырыты три ямы под братские могилы. Одна 3 на 3 метра и две по 2 на 2 метра. Рядом была платформа с навесом черепицы, на которой лежали раненые бойцы 18-го отряда комиссара Клемпарского. Их расстреляли 10 января, когда прочес уже закончился[155]. По всей балке и маленьким балочкам лежали убитые старики, женщины, дети. Плоская часть уже была освобождена от трупов. Мы увидели могилу, на которой было написано: «Завадский».

Копать на голодный желудок было очень тяжело. Еда – в день один котелок кукурузной похлебки. Первыми положили мертвецов из-под навеса – человек пятьдесят бойцов из 18-го отряда и еще двадцать человек принесли из разных мест. Яму закрыли землей. В ней было 72 человека. На рядом стоявшем дереве сделали надпись и поставили число.

Стали заполнять вторую яму. В нее стали стаскивать трупы с горных ущелий. Мои люди были голодные, бессильные. Поднять и перенести труп на руках было невозможно. Мы их привязывали веревкой или проволокой и тянули по снегу до ямы. Все трупы замерзли и приняли различные изогнутые формы.

Перед переходом из южной стороны на северную сторону балки, где были могилы, был брод через канаву. Внутри этой неглубокой канавки протекала вода из одного ручейка. При перетаскивании через ручей мы наступали одной ногой на большой камень в середине воды. К концу января потеплело, и лед стал таять. Только тогда я с удивлением увидел, что камень, по которому мы перебирались с берега на берег, – это тело мужчины без головы, ног, рук. Собрались все мои бойцы. Смотрели, плакали, молились. Какая человеческая ненависть могла сделать такое чудовищное преступление? За что? Кому он так мешал?

Мы положили его на плащ-палатку и отнесли во вторую яму. Трупов было по-прежнему очень много. В основном это были люди из гражданского лагеря. Командование думало, что здесь они укроются, а получилось наоборот. Васильковская балка стала для всех смертельной ловушкой.

Среди трупов, лежавших по бокам ущелья, в щелях или под кустами, мы узнавали некоторых своих земляков. Из Суюн-Аджи лежала Лида Борзова. Она была ранена в обе коленки и умерла, истекая кровью. Рассказывали, что она сильно кричала и просила о помощи. Кто кому поможет в этой обстановке! Лиде было 17 лет. Она прекрасно пела, была общительной девушкой. Нашли труп Нади Жесткой – дочери старосты. Она лежала на ровном месте в верхней части балки и была почему-то одета в мужские кальсоны. Ее отец жил в деревне Эски-Орда[156]. Как она попала сюда, непонятно.

Одна женщина – Фекла, жена дяди Евгея, так и осталась в моей памяти с ребенком, который сосал ее грудь и так и умер. Другая девочка сидела на ее левом колене и тоже умерла сидя. Как скульптура, они сидели под кустом. Ранений у них не обнаружили. Они умерли или от голода, или замерзли. Мои бойцы узнавали других людей, но я их имена не запомнил.

Мы засыпали вторую яму, как к вечеру 29 января с косогора балки пришел посыльный и дал мне записку. В ней было написано: «Халилов, бросайте всё. Срочно в отряд. Лобанов»[157]. Я дал команду быстро взять автоматы и идти за мной. Не успели подняться на бок балки, как в нас начали стрелять каратели. Стреляли уже с балки. Мы благополучно вышли на горку. Еще бы одна минута задержки, и мы все, двадцать человек, были бы расстреляны на месте.

Когда мы пришли в отряд, там уже никого не было. Было совсем темно. Посередине дороги стояло ведро с теплым конским мясом, а на нем записка: «Халилов! Следуйте за нами». Мы мясо по кусочкам разделили, съели. Прибавилось немного сил. Шел мелкий и теплый, пушистый снег. Мы пошли по следам отряда. Нашли. Доложили командиру о прибытии.

На Тырке наш 21-й отряд, как и другие отряды бригады, стоял на косогоре крутой балки. Не цепляясь за дерево или кустарник, стоять было невозможно – скользишь вниз. Две лошади соскользнули и покатились вниз, там и остались. Одна из них – мой Орлик. На переходе от Зуйских лесов к Тырке стоял пост карателей, горел костер. Было очень холодно, дул сильный ветер, пурга. Фашисты часто меняли свои караулы у костра. Когда одни уходили, а приходили другие, наши командиры выпускали по 10–12 человек, чтобы пробежать это расстояние и попасть в Тырке. В первый день я пробежался под свистящими пулями фашистов при ярком свете ракет на висящих парашютах. Я был последний из десятки. Еле догнал своих.