Я, Сабрие и Эбзаде пошли на север от Васильковской балки. По левой стороне Бурульчи вдоль реки тянулась главная дорога от Баксана к Яманташу. Прислушивались, где галоголят каратели, где взрываются снаряды и бомбы. Когда стемнело, мы подошли к небольшой балке. Смотрим, внизу румыны сидят возле большого костра, пьют чай или кофе, кушают, винтовки сложили в козлы. Двое на вертеле жарят утку для встречи Нового, 1944 года. Некоторые с оружием ходят по балке, видимо, дежурят. Уловив удобный момент, мы бросили три гранаты в сторону костра. Они открыли пулеметный огонь. Поднялся переполох. Были убитые и раненые. Мы начали отходить. Сквозь летящие со свистом вражеские пули мы смогли убежать в спокойное место. Было морозно, холодно. Снега не было. Когда ходишь по замерзшей листве, она шуршит, все слышно, особенно ночью, но ночью фашисты, к счастью, не воевали.
Выбрав удобное местечко, я, Сабрие и Эбзаде прижались друг к другу, чтобы не замерзнуть. Небо ясное. Смотрели на звезды. У меня в кармане был топленый говяжий жир. Я дал каждому по кусочку, размером с бараний сажик[152]
. Мимо нас пробежал дикий кабан. Он сильно испугал нас. На небе появился советский самолет. По гулу узнали. Он сбросил гондолу. Парашют повис на дереве. Гондола большая, тяжелая. Надо было подняться на дерево и срезать канаты. Мы решили дождаться утра.На рассвете показались восемь румын. Они тоже увидели парашют. На наших глазах сняли его и разрезали гондолу. Когда все они скучились, разбирая содержимое небесного подарка, я ползком подобрался поближе и в подходящий момент бросил несколько гранат. Открыл автоматный огонь. Все восемь карателей остались лежать мертвыми. Они тоже получили новогодний подарок от партизан 1 января 1944 года.
Встретили гряду невысоких скал, за которыми можно было укрыться от бомб и снарядов. Сверху было удобно наблюдать, как каратели гнали наш скот, лошадей, барашек по дороге вдоль Бурульчи. Было жалко. Я выстрелил по погонщику, но попасть было невозможно, слишком далеко. Хотелось что-то сделать. Вышли на дорогу. Там, хромая, шел какой-то боец. Когда его догнали, то оказалось, что это Якуб Асанов, сын Рефиде. Он был ранен в живот. С левой стороны висели его кишки, которые он поддерживал рукой. Эльза порвала свою рубашку и, как могла, сделала ему перевязку. Он сказал, что вся его группа погибла. Мы пошли вместе. Я ножиком отрезал ему кусочек жира от своего НЗ. Он взял его в рот. Жир придал ему некоторую силу, и он пошел быстрее. Смотрим, стоит еще один наш боец с автоматом на шее. Он был бледный, усталый, голодный. Это был Петя, командир группы 3-го Суатского отряда нашей бригады. Его группа тоже погибла возле Васильковской балки. Уже пятый день как он ничего не ел и не пил. Пришлось и ему отрезать жира. Сунул ему в рот, и он ожил.
Спросил его, куда он собирался идти, так как эта дорога ведет прямо к немцам, было хорошо слышно, как они там шумели.
Петя ответил, что ему уже все равно. Он слышал от кого-то, что тех, кто сдается добровольно в плен, прощают, не наказывают, а отпускают, куда кто хочет.
– Брось, Петя, свои песни. Пойдем со мной, не пропадешь. Выживем! Уже седьмой день прочеса. Стрельба и голоса слышны уже на краю леса, скот уже угнали, скоро они уйдут.
Петя согласился и пошел с нами. В стороне от дороги мы заметили брезентовую палатку и обошли ее с восточной стороны. Видимо, это была фашистская застава. В бой вступать не стали, так как были слишком слабы.
В одной лощине на голой безлесной поляне под теплыми ватными одеялами лежали старики, женщины, дети, среди них были из Суюн-Аджи. Мамут и Халил Османовы с семьями, Надя с семьей. Одна женщина сидела на камне и поила свою двухгодовалую внучку. Нам нужно было быстро бежать отсюда, так как сверху уже шли каратели. Они окружили лежащих. Кричали по-русски, матерились. Били их плетками, заставляли вставать в колонны.