Долгая дорога домой

Весь путь из Симферополя в отряд составил 30 километров. Утром 18 марта написал отчет на двух листах. В штабе поставили на нем 10 подписей. Ответил на вопросы командиров и особиста. Отдал им коньяк, сахар, крупы. Все были довольны. Из принесенных мною вещей большую бутылку Еремеев отдал майору. Себе оставил поллитра водки. Продукты тоже делили всем понемногу. Мне тоже что-то досталось. Очень были довольны справками. Мне дали четыре дня отдыха. Еремеев сказал:

– Отдыхай, я командира и комиссара предупрежу, чтоб тебя не трогали.

Я ушел отсыпаться в свой шалаш. Шли дни. Маркарян и Науменко так и не возвратились. Было жалко их. У каждого из них в Симферополе были жены, дети. С этими ребятами-разведчиками я жил в одном шалаше. Разведка – дело опасное.

До 10 апреля 1944 года я продолжал ходить на боевые и продовольственные операции, охранял штаб, аэродром. Еще раз был в Джанатае, Чокурчи, Мамаке. Приносил продукты, разбрасывал по дворам газеты, листовки, сводки Совинформбюро.

10 апреля 1944 года меня вызвали в штаб отряда и сказали, чтобы я взял с собой восемь человек автоматчиков, боевых, смелых ребят, зарядил диски патронами, взял по две гранаты каждому. К вечеру нужно было пойти в Симферополь, чтобы освободить 70 советских военнопленных, работавших у немцев на железнодорожном вокзале. С нами пошли Шура и Александров – шестнадцатилетний парнишка. Они должны были 11 апреля встретить пленных на улице Битакской, 2, у здания сельхозинститута. 10-го вечером мы пришли в Верхний Мамак и там заночевали у Сейдамета Бариева, а Шура и Александров пошли на вокзал к военнопленным. Они заранее договорились, что 70 человек пленных должны были приехать к нам на немецких машинах. Мы, автоматчики, должны были сидеть сзади и отстреливаться в случае погони. Утром 11 апреля мы были на условленном месте. Они не пришли, но и немцев мы не видели. Мы пошли в каменоломни между Битаком и Чокурчой и там переночевали. Опять пришли на условленное место. Никого нет. Кругом тихо. Мы осмелели. Пошли на место, где сейчас Куйбышевский рынок. Увидели гражданского. Он сказал, что немцев в городе нет, бросили все и ушли в Севастополь. Потом встретили одного партизанского командира. Он сказал, чтобы мы шли в свой отряд.

В отряд пригнали 12 человек задержанных. Обнаружили их под мостом, где они пытались спрятаться. Командир приказал мне их обыскать. Я взял человек двенадцать партизан с автоматами и выстроил задержанных. Приказал всем сдать пистолеты, ножи, бритвы, часы. Постелил для этого платок. Некоторые стали кидать на него свои вещи. Потом я приказал двум бойцам провести обыск. Нашли еще спрятанные ножи, бритвы и один наган. Все это я отнес в штаб, при этом забрал себе три бритвы, часы и карманный нож, а остальное отдал начальнику штаба.

К вечеру мы сделали палатки. Я, Рустем и комсорг отряда Лариса Ирих[175] легли спать в одной брезентовой палатке. Не успели мы заснуть, как ко мне подошел дежурный и передал приказ взять Рустема и идти в Баксан на то место, где мы были вчера. Мы с Рустемом удивились и спросили: «Зачем?» Он объяснил, что туда придет 17-й отряд, а вы его встретите и приведете сюда.

Мы лежали и думали, что такого не может быть! Тут какой-то злой умысел. Комсорг Лариса тоже не поверила этой версии. Сказала: «Ребята, будьте осторожны, они что-то замышляют против вас».

Через 20 минут дежурный снова забегает в нашу палатку и кричит: «Если вы не пойдете туда, то сейчас же за невыполнение приказа командира, по условиям военного времени, трибунал! Вы будете расстреляны!»

Мы встали, оделись, взяли свои автоматы, сели на две лошади и доложили, что мы уходим. Ехали не спеша, прислушиваясь к каждому шороху, фырканью лошадей. Ближе к Верхнему Кайнауту услышали русский говор. Мы привязали лошадей в укромном месте к дереву. Взяли автоматы в руки и тихо по лесочку приблизились к ним на расстояние видимости. Стали прислушиваться, смотреть. Горел большой костер. На земле стояли бутылки, хлеб, консервы. Говорили все по-русски. Пили, ели, что-то рассказывали. Просили прощения, обнимались. Уже начало рассветать. Начался день 14 апреля 1944 года.

Вдруг они все встали на ноги, взяли друг друга за плечи, потом попарно обнялись, попрощались друг с другом. Неожиданно для нас началась стрельба. Они друг друга расстреливали в упор. Последний сам себе пустил пулю в лоб. Все стихло. Убедившись, что вокруг никого нет, мы подошли ближе. Все 10 человек лежали по кругу потухшего костра, головой к костру. Все мертвые, раненых нет. Бутылки пустые, закуски нет. Мы посмотрели на униформу: ни наград, ни документов. Их они сожгли еще на костре. На рукаве кителей был знак РОА[176]. Теперь мы поняли, что это были власовцы, которые не захотели сдаваться советским властям и устроили себе прощальный вечер, убежав из частей своих отступающих хозяев. Ни их наганы, ни автоматы мы брать не стали. Приехали в свой отряд, доложили обо всем начальству, но они – ноль внимания.