Долгая дорога домой (СИ)

Белый опять обернулся, наткнувшись взглядом на Зуба, которого было и не узнать. Как ни странно, наспех проведённая церемония обручения, по большому счёту - незаконная, Зуба и Жалеи - никак не изменила Мать Милосердия. Лёгкая и жизнерадостная, она осталась сама собой. А вот Зуб - преобразился. Из сумрачного Наёмника, надевшего на себя крест, Зуб стал тем, кем и являлся всегда - воеводой, бывшим Властителем. Его спина распрямилась, плечи - развернулись, взгляд стал твёрд и спокоен. Выражение лица перестало нести печать тяжких раздумий, приобрело свойственное знатным слегка надменное выражение властности и уверенности в своём праве. Белый попросил Зуба объяснить это изменение в нём. Зуб сказал, что тень бесчестия Жалеи его так угнетало. А теперь - он в своём праве.

Но, уже вечером Гадкому Утёнку пришлось опять напяливать на палец печатку с гербом Императорского Дома и массово обручать сложившиеся за это время пары. Народ, видя изменения во внешнем виде Зуба сразу выведал про их таинство брака и толпой пришёл к Командиру, требуя проведения ритуала. Ибо - "тяжко жить в грехе!". На удивлённое возражение Белого, что он не Клирик, ему был ответ - "Вы - наш Ал! Вы - чище Святош!"

На глаза попалась фигурка Синьки и развесёлый колпак Лицедея, надетый поверх шлема. Вид девушки теплом отозвался в груди Белого. Они, наконец, смогли вырвать время друг для друга. Белого немного удивило, что в отсутствии Стрелка "Мёртвый Круг", скрытность их отношений - обеспечивал сам Корень, до этого - самый ярый противник их соединения.

Потом глаза Белого зацепились за хвост их каравана, где шли Безликие. Так они стали себя называть. Белый всё же взял с собой выживших Ужгородцев. Безликими назвали они сами себя. И первым был - Госш. Он завязал себе лицо тряпкой и стал себя именовать - Безликим. Этакий обет, как у крестоносцев. За грехи, что он совершил. А за ним - его старший внук, единственный выживший в бойне из всей его большой семьи. Многие видели, как он молча, с каменным лицом, сидел, раскачиваясь, над обгоревшими телами родных, как резал себе лицо раскалённым ножом, как срезал себе волосы с головы, вместе с кожей. Если бы кругом не было безумия, не творилось бы подобное на каждом шагу - его поступок удивил бы всех. Но, в тот день - все сошли с ума. От злости, ярости, отчаяния, от пролитой крови.

Тем же вечером Госш, закутанный в окровавленное тряпьё, нашёл Белого и попросил принять его обет. За себя и своего внука. Белый не знал - что ему делать и как на это - реагировать. Потому - замер, не зная, как поступить. Госш молчание Командира воспринял, как ожидание, пал ниц и произнёс Клятву Обета, самим им же и выдуманную.

И теперь их - больше двух сотен. Безликих. В основном - женщины и дети. Белый вздохнул. Обуза.

Не узнать было и ополченцев. Победа над Ужами, которых они привыкли бояться - преобразила их. Изменил их облик и богатые трофеи, снятые с тел Ужей, вскрытый Арсенал. Теперь каждый воин в отряде выглядел как бывалый Наёмник. Плохо то, что только выглядели. Белый понимал, что если встретится им войско Ужа - им не выстоять. Хорошо то, что они теперь, вооружённые, бронированные, уверенные в себе - стали намного сильнее самих себя недельной давности. И это как-то уравновешивало понесённые ими в битве за Ужгород потери. Как бы не была сильна Синеглазка, как бы ни были искусны Матери Милосердия, ополченцы, в ярости битвы не жалевшие сами себя - понесли очень серьёзные потери. Под началом Зуба теперь было только 14 десятков. При этом - половина десятков не была полной. В одном десятке было вообще только 4 человека. Ещё трое поправятся, встанут в строй. Если бы погиб десятник, надо было бы десяток расформировывать. Но, они очень просили оставить их десятком. А-а! Пусть будет так! Меньше сотни человек в 14 десятках. Всё войско Зуба. И это - вместе с Крестоносцами.

Ловкачи Корня, которых сначала присоединили к Егерям Слета под командой Стрелка, теперь поглотили людей Слета. Даже сам Слет воспринимал себя скорее ловкачём Корня, чем Егерем. Ловкачи всё так же исполняли обязанности ближнего и дальнего Дозора, вооружены и снаряжены теперь были не в пример лучше, каждый теперь был одвуконь. Всё же Ужгород был городом коневодов.

Белый тоже ехал на новом коне. Сзади - заводной, навьюченный личным скарбом Белого - тощей седельной сумкой. Так что Белому - опять привыкать к новым коням, притирать новую упряжь и новое седло. Если бы не чутьё - не пришлось бы привыкать и притирать. Насыпался бы на куски, как предыдущая упряжь и бедолаги-крестоносцы, что даже понять не успели, что эта Сеть Света не свяжет их, а рассечёт на куски.