Долгая дорога домой (СИ)

Сознание вынырнуло из какого-то омута внезапно. Увидев прямо над собой склонённое лицо незнакомой женщины, метнулся по широкой кровати к дальнему её краю, и стоя на четвереньках зарычал, пытаясь вздыбить шерсть на загривке. Рык вышел превосходный, правда интонации я не совсем узнал, но по грозности мне понравилось, получилось внушительно, а вот с шерстью явно были проблемы: на загривке я её просто не чувствовал, да и тело было облачено во что-то, немного стесняющее движения. Но это дела не меняло, обстановка, как и женщина, были чужие, а значит надо быть в полной боевой готовности и нападать в случае опасности первым. Я уже начал неловкими движениями, путаясь в непонятной ерунде, бывшей на мне, двигаться в обход, но обратил внимание на неслаженность движений, словно мне не совсем привычно двигаться в таком положении. Да что со мной? Задние лапы, какие-то неестественно длинные, мешали маневрировать — пригнуться нормально для броска не выходило, опоры для него я не чувствовал, и всё время тянуло подняться во весь рост на этих бесполезных отростках. Тут до меня дошло что и зрение какое-то чересчур уж яркое и содержит множество оттенков, непривычно бьющих по глазам. Я даже растерялся от столь стремительно поменявшегося мироощущения, только насторожённость от присутствия женщины никуда не делась, а вот нападать я пока решил подождать, надеясь выяснить что всё это значит, и что со мной случилось.

— Странно, глаза после яда поменяли цвет, теперь они, пусть и тёмные, но, скорее, коричневые, чем чёрные — почти не различить, но если внимательно приглядеться, то видно. А выражение не поменялось, значит, всё в порядке. Правда, поведение странное, словно дракон рычит уже в этом обличье, агрессивность явно увеличилась. — словно сама с собой разговаривала женщина, ничего пока не объясняя из интересующих меня вещей, но явно не боясь меня абсолютно.

— Почему ты выжил, чудовище? Даже после смертельного для всех драконов яда, я нахожу тебя снова живым в своей кровати. Как же я тебя ненавижу, и папашу твоего ненавижу, за всё, что вы сделали со мной, с моей семьей! Меня насильно оторвали от любимого мужа и детей, заставив сделать так, чтобы все поверили в мою смерть. А теперь ты изувечил сына, и неизвестно жив ли он ещё и, если жив, останется ли нормальным или никогда больше не взглянет ни на кого с любовью. А мне больше и убить тебя нечем. Голос женщины изменился, сама она как-то обмякла, прикрыв глаза и по лицу полились капли, словно здесь начала падать с неба вода, но ведь её не было, значит плакала женщина, как плачут самки когда теряют щенка из своего помёта.

Что-то дрогнуло в глубине моего сердца и, не понимая что делаю, я спрыгнул с кровати, больно ударившись странно вывернутыми костями о пол, но это меня не остановило. Поднялся в рост на задних лапах и слизнул солёные капли со щеки стоявшей рядом с кроватью женщины. Лизнул бы и ещё, но она в испуге отшатнулась от меня подальше, удивлённо глядя мокрыми глазами, словно только сейчас увидела впервые. А я не мог её больше обидеть, она — самка, мать, а значит неприкосновенна. Теперь она под моей охраной, пусть ненавидит, ей это знать не обязательно.

Но я её явно недооценил, пусть самка, но другого рода, потому что она вдруг схватила обеими руками меня за голову и, ещё пристальнее начала вглядываться в глубину глаз, словно что-то читая там, на дне. А потом, будто что-то поняв, просто прижала к себе, обняв за шею и прошептала странное: «Слава Богине!».

Потом мягко провела ладонью по глазам, и я почувствовал странную сонливость, женщина поддерживая опустила меня на кровать, помогла принять удобное положение, зачем-то накрыла моё тело, а дальше я уплыл в странный сон, наполненный людьми и драконами, где я не ощущал себя лишним, я понимал и знал в этом сне всё и всех.

Видел бал, на котором впервые увидел золотого мальчишку, что-то во мне хотело его ненавидеть, уничтожить, но он напоминал щенка той женщины, и ненавидеть я его уже не мог. Что-то в этот момент щёлкнуло у меня в голове. Отец (отец?..) настаивал, что серебряный принц будет достойным супругом, но, несмотря на странную ненависть, я не мог отпустить от себя золотого, и первый танец, вопреки настоянию отца, танцевал с ним. Позже, во все время бала, я не хотел, чтобы золотой юноша отходил от меня, я исходил злобой и ревностью, когда он с нежностью смотрел на серебряного конкурента. Еще я понимал, что отцу серебряный нравится, и что он не прочь оставить того себе наложником, а значит не будет так уж против, если в супруги я выберу себе золотого.