Долгая дорога к любви

А сейчас, их привычную панораму не узнать. Современные, многоэтажные здания так близко располагались друг к другу, что казалось, можно без бинокля наблюдать за жизнью соседей из противоположного дома. Для парковки автомобилей практически не было свободных мест. Крики играющих детей и стук мячей на игровых площадках разносились по всему периметру двора. На балконе лежала ржавая раскладушка, на которой, как поняла Мила, иногда ночевал Йося. Толпились пустые бутылки из-под пива вокруг большой консервной банки, до верху заполненной окурками.

Если визит по ванной комнате, залу и коридору его вполне удовлетворил, но как только Филипп увидел внутреннее обустройство их бывшей спальни, то сразу же стал гневно возмущаться. Он требовал незамедлительно убрать траурные атрибуты, которым не место в жилой квартире. Тут вся его нервозность, скопившаяся за последнее время, выплеснулась в обличающей родственников декларации. Какие же люди эгоисты, каждый только и думает, что о себе и о своих проблемах.

Пока Филипп высказывал своё негативное мнение по поводу увиденного, Мила почти не слушала его, размышляла. На самом деле она пока не знала, как ей поступить. Попросить родственников забрать вещи мальчика из спальни? Она чувствовала, что для Анфисы эта комната превратилась в своеобразный алтарь, связывающий её с образом сына. Её нельзя осуждать за такое поведение. Неизвестно, как бы справлялись осуждающие люди, если бы с ними произошло такое горе. Легче всего критиковать других за то, с чем сам никогда не сталкивался. Тем более, что она больна раком. Это может ещё больше её травмировать и лишить воли, так необходимой для борьбы с коварной болезнью.

С другой стороны, это её квартира, собственность, не может же она проживать чужое горе, как своё. Тем более, что Мила теперь предполагала, что именно эта трагедия подорвала здоровье жены её троюродного брата. Им обоим требуется в первую очередь психологическая помощь, а не жалость. Надо будет как-то осторожно поговорить на эту тему с Иосифом.

Филипп предложил созваниваться каждый день в удобное для него время – после обеда. Мила немедленно согласилась и, пожелав хорошего дня, отключилась. Она ещё хотела договориться о встрече с сестрой Варей и сходить в магазин за едой для ужина.

Красиво обрамлённое волосами лицо Милы с её обычным задумчивым выражением на какое-то время зависло на экране компьютера. Было странно видеть жену не рядом с ним, а там, далеко. Вся рутинная наполненность их жизни вышла на первый план, выпятила значимость её постоянного ухода за ним. С самого начала её отсутствия дома, ему стало очевидным, что он беспомощен как ребёнок. Не знает, где находится посуда, как включать посудомоечную машину и варить кофе. Такие простые бытовые занятия занимали много времени, утомляли и ещё больше раздражали его.

Раскрывая белые навесные кухонные шкафчики, Филипп пытался понять её логику размещения тарелок и стаканов. Сковородки он пока не нашёл. Он решил покупать готовую еду в ближайшем супермаркете, пока не освоится с посудой и продуктовыми запасами. Можно и в кафе пообедать, в крайнем случае, или к старым друзьям сходить в гости.

Время тянулось долго, как замедленная съёмка. Телевизионные передачи наскучили, всё одно и тоже. Филипп зашёл в её спальню с закрытыми ставнями. В ней стояла редкая, ручной работы мебель из черешневого дерева, два прикроватных тонконогих столика, ещё один туалетный со старинным зеркалом. Рядом её расчёска. На стенах висели картины с балеринами и розами, слева полки с книгами. Кровать застелена розовым покрывалом с рюшами. Раньше он посмеивался над этим декором, но сейчас так захотелось увидеть её рядом, услышать мелодичный голос с неистребимым славянским акцентом. Он открыл шкаф, где висели её вещи и обнял несколько платьев, вдыхая сладкий эфирный запах. Казалось, что жена удрала в другое измерение через дверцы, но если хорошенько покопаться, то можно найти её след.

Наверное, впервые в своей жизни он испытывал тоску по женщине. Раньше это чувство было ему незнакомо. С ранней молодости ему было привычно разбивать сердца не только сверстниц, но и женщин постарше. Счёт покорённых им красавиц Филипп потерял давно, да и не вёл его. Он не верил в любовь. Это литературное, пошлое изобретение, так считал он, посмеиваясь над залитыми слезами записками подружек, надушенными признаниями в любви богатых парижанок на пляже. Тогда, пятнадцать лет назад, в самом начале знакомства с Милой, он играл в соблазнение, на грани, хотел влюбить в себя, и это ему удалось. И при любых обстоятельствах чувствовал себя свободным, ни от кого не зависимым. Как ни банально звучит, у всего есть свой конец. Бумеранг настиг его. Зависимость от другого человека, тоска атаковала Филиппа так неожиданно, что ему стоило больших усилий, чтобы не ехать срочно в Москву.