— Ты прав, доказать судейскую взятку чертовски сложно. Взятки берут через целую цепочку посредников, так называемых «черных адвокатов», которые улаживают дело с конкретным судьей за определенное вознаграждение. То-есть передают взятку. Чаще всего «черными адвокатами» являются родственники и друзья судей, короче, люди, проверенные не хуже сотрудников ГРУ… Конторы таких «адвокатов» обычно расположены рядом с судами. Судьи рекомендуют своих адвокатов, «чужих» выдавливают разными способами, или сам судья недвусмысленно намекает на необходимость смены адвоката.
— Саша, раз ты это знаешь, значит, и для органов все это не является тайной?
— Разумеется, все всем известно. Однако на все жалобы ответ один: суд у нас независимый, никто не имеет права вмешиваться в его работу. Бывает и по-другому. Потерпевшего привлекают к уголовной ответственности за клевету, и отвечать человеку придется перед тем же судом, который он ранее обвинил в коррупции, и тут, как ты понимаешь, пощады не жди… Пришьют такую статью, которую судья только пожелает. Никакая защита не поможет. Потому жалоб — единицы.
— Да, Саша, я сталкивался с этой системой и кое-что о ней знаю. И судей видал разных: продажных, циничных, некомпетентных… Но вот что поразительно: если ошибки и нарушения закона, совершенные милиционером, прокурором, следователем, могут быть исправлены в суде, то судебные ошибки исправлять уже некому.
Мы оба помолчали, я разлил по кружкам кофе. Отхлебнув глоток, Саша продолжил:
— Ну ладно, судебные ошибки и нарушения закона были, есть и будут, это ведь жизнь. Дело совсем в другом. Я тебе раньше говорил, что государство, наделив судей исключительными полномочиями, не позаботилось о системе сдержек и противовесов. Поэтому у общества нет реальных механизмов контроля над судейскими чиновниками. Принцип независимости судей стал пониматься ими как независимость от закона. На мой взгляд, это первопричина всех бед…
— Ты эту независимость испытал на своей шкуре, когда вынес решение, неугодное власти. Зато сейчас ты отличный адвокат, правда, не «черный». Что для меня удивительно, при твоих-то связях.
Мой собеседник помрачнел и замолчал. Я понял, шутка была грубой и неуместной.
— Извини, Саша, ты же знаешь мой язык — как помело. Не обижайся, расскажи лучше, что случилось с нашей Любовь Николаевной? Я ведь мало о ней знаю…
— Ты что, забыл, как она из тебя, третьего лица в процессе, сделала ответчика? Виртуозно, надо сказать. Так вот, эту фокусницу я знаю двадцать пять лет. Она вообще-то приехала из Саратова, когда мой стаж народного судьи был уже немалым. Коллектив дружный, взаимопомощь была в порядке вещей. Однако с ее приходом идиллия закончилась. Эту ведьму отличала одна фундаментальная черта — зависть. Завидовала она всем и по любому поводу. Если начальство выносило кому-то благодарность за хорошую работу, а про нее забывали, несколько дней всех лихорадило. Она буквально чернела от зависти, придумывала и наговаривала на отличившихся такое… А уж если обходили премией, все, труба! Все застывали в ожидании взрыва… Некоторые готовы были отдать свои крохотные вознаграждения, только бы она заткнулась.
— А что начальство, не знало об этом?
— С начальством у нее были великолепные отношения. В системе судов давно выстроена жесткая вертикаль: нижестоящие зависят от вышестоящих, большинство решений так или иначе санкционируются.
— Ты хочешь сказать, что все судьи — сволочи?
— Да нет, Константиныч, — Саша усмехнулся, — судьи — это люди. Есть сволочи, есть и порядочные, кто хочет работать на совесть. Другое дело, что им не дают этого сделать, приходится идти на компромисс. У кого язык повернется винить бесквартирного судью в том, что он прислушивается к мнению начальства? Не будет прислушиваться, сгниет в своей коммуналке, или получит «досрочное прекращение полномочий».
— А что же наша мегера? В чем она провинилась?