Долгая дорога в Ад

Мне нравился Марк Антоний. Конечно, он был малообразован, малость грубоват, но он был настоящим мужчиной и хорошим воином. И он любил мою мать. Это точно. Я знаю.  Многие утверждали, что она приворожила его, околдовала… Не знаю насколько такие слухи соответствуют истине, но, в принципе, не исключаю… Всё могло быть. Ведь даже осознав, что вся его жизнь летит в бездну, что она – Клеопатра – погубила его, он – бедняга - оставался с ней и был ей катастрофически предан.

Рядовые солдаты любили его за простоту и остроумие, но в конце жизни он остался один. Таков удел проигравших героев. Его все предали. И друзья, и союзники. Все, кто понимал, что дело проиграно.

При обороне Александрии он своими глазами видел, как весь его флот перешёл на сторону Октавиана. Так же поступили и сухопутные войска. Всё повторилось. Совсем недавно он, устремившись за бежавшей Клеопатрой, бросил на произвол судьбы всю свою армию, теперь остатки его армии бросили на произвол судьбы его самого.

Они оба – мать и Антоний – были, по сути, обречены. Создали шуточный «Союз смертников» и проводили целые дни в мрачных увеселениях и попойках, практически ничего не делая ради исправления своего прискорбного положения. Октавиану они послали письмо, в котором Клеопатра просила оставить царство её детям, а Антоний просил предоставить ему возможность жить как частное лицо где-нибудь в Афинах. Октавиан ничего ему не ответил, а что касается просьбы Клеопатры, то он обещал подумать, но только в том случае, если она выдаст ему Антония, живым или мёртвым – не имеет значения.

После непродолжительных раздумий, а раздумья имели место, Клеопатра была вынуждена ответить категорическим отказом. Самое циничное в этом то, что она всё-таки всерьёз рассматривала предложение беспощадного Октавиана.

Предчувствуя скорый крах и погибель, мать отправила меня в Индию. Меня сопровождал отряд из двенадцати человек, а также мой учитель Родон и мой личный телохранитель, римлянин Корнелий Вар. Последний был бесконечно предан мне и любил меня, как родного сына.

На десятый день пути нас настигла весть о смерти моей матери. Она и Марк Антоний лишили себя жизни. Подробности я узнал позже. Говорят, что дело было так. Когда войско Октавиана, не встретив практически никакого сопротивления, входило в столицу, Клеопатра заперлась в своей собственной усыпальнице, чтобы достойно принять смерть. Антонию, возвращавшемуся с наблюдательного пункта, откуда он видел, как его войска почти без боя переходят на сторону противника, слуги сообщили, что Клеопатра покончила с собой. Ну, вы знаете, наверное. Об этом многие писали.

Не видя никакого смысла жить дальше, Антоний сменил военную форму на парадную и обратился с просьбой к единственному верному человеку, оставшемуся подле него, рабу по имени Эрот. «Ты поможешь умереть своему господину?».

Сдерживая слёзы, раб закивал, затем схватил кинжал и быстрым движением руки вспорол себе живот.

«Ты подал пример, – сказал Антоний. – Порой это лучше всякой помощи».

Он взял меч и шагнул к умирающему, который страдал и корчился от боли.

«Давай хотя бы я помогу тебе», – проговорил Антоний и одним ударом добил умирающего. Потом он попытался убить и себя, но впервые в жизни его рука дрогнула, и он лишь смертельно ранил себя. От болевого шока он потерял сознание, а когда сознание вернулось, у него уже не оставалось сил довершить начатое. Он лежал в луже крови и просил хоть кого-нибудь прийти и помочь ему себя убить. Но слуги и рабы не решались даже подойти к нему. Во всём дворце люди затаились и находились в каком-то оцепенении от его криков и проклятий, которые он изрыгал на головы всех, кто его слышал, но никто не приходил на помощь. Ни одна сволочь! О, люди, люди…

Так продолжалось довольно долго. Наконец к нему явился писец Диомед и сообщил о том, что царица ещё жива и желает его видеть.

«Скорее, скорее, – захрипел Антоний, - несите меня к ней. Это боги даруют мне милость видеть её перед смертью».

Слуги перенесли умирающего в усыпальницу к Клеопатре, и он умер у неё на руках, счастливый от её присутствия.

«До встречи, луна моей жизни», - прошептал он напоследок.

И уже не услышал, как она сказала в ответ:

«Иди, мой любимый. Я скоро тебя догоню».

Мать похоронила его. А затем отравила себя, указав в завещании, что хотела бы быть захороненной вместе с Марком Антонием. Жизнь пленницы, пусть и в золотой клетке, её не устраивала. Было ей тридцать девять лет.

Не жизнь – печальная песня.

К слову сказать, может, для неё и хорошо, что всё обернулось таким образом… Она, помню, страшно боялась приближающейся старости.