Долгая дорога в дюнах-II

— Что ж ты, Андрис, загордился, бросил крепкую нашу компанию? На охоту не ездишь. Рыбкой пробавляешься — вегетарианцем, что ли, стал?

— А ты все не уймешься, Целмс. Никак от людоедских своих забав не откажешься.

— Ха-ха-ха! — громко, во весь рот рассмеялся Целмс. Но глаза его оставались холодными и неподвижными, словно он и сейчас еще целился в того кабана. — Нельзя так, дорогой, ха-ха! Хватку потерять можно. Зря игнорируешь… Смотри!

И они разошлись, каждый по своим неотложным делам. Милицейский генерал почтительно засеменил за Целмсом. Калнынь отвел неприязненный взгляд от этой нежной парочки и посмотрел на часы. Нужно было спешить.

В приемной Верховного Совета, осененной поясным портретом бровастого генсека, было полно народу. Не обращая внимания на томившуюся очередь, Калнынь прошел мимо длинного ряда стульев. У самых начальственных дверей его неожиданно остановил референт. Он выскочил из-за своего массивного стола, как проснувшийся цепной пес.

— Минуточку, товарищ Калнынь, Председатель сейчас занят.

— Что значит занят? — нахмурился Калнынь. Он мне сам назначил на четырнадцать ноль-ноль.

Референт безразлично пожал плечами и пояснил со значением:

— Ничего не могу сделать. Работает с народом… Не можем же мы с вами нарушать демократию, Председатель вам позвонит.

Сдавшемуся перед доводом в пользу демократии Калныню ничего не оставалось, как отправиться в обратный путь из этой приемной. Однако лицо одной женщины в очереди показалось ему знакомым. Среди измученных, добравшихся до последней инстанции просителей он увидел Марту. Калнынь не сразу поверил своим глазам — так постарела и осунулась Марта. Да он никак и не ожидал увидеть ее здесь.

— Марта, вы?

Она отчужденно отвернулась. Преодолев неловкость, он подсел к ней и, понизив голос, спросил:

— В чем дело? Опять что-нибудь с Артуром?

Не скрывая ненависти, Марта посмотрела ему прямо в лицо.

— Вы, конечно, как всегда, ни о чем не ведаете. Господи! Как я ненавижу ваше лицемерие, ваши «храмы справедливости», ваши светлые, честные демократические глаза! Слушайте, Калнынь, вы когда-нибудь смотрели на себя в зеркало? Наедине с самим с собою. Когда вокруг никого, ни ваших сподвижников, ни ваших начальников, ни ваших подчиненных, а присутствует нежеланным гостем одна только совесть?..

В приемной республиканского Комитета Государственной Безопасности не было ни души. Калнынь вошел сюда, как к себе домой. Дежурный почтительно вытянулся, не посмев даже напомнить об удостоверении, а Калнынь счел излишним его предъявлять.

Из-за стола навстречу ему выскочил вышколенный помощник — сразу чувствовалось, что здесь Калнынь пока еще хозяин.

— Добрый день, Андрис Эгонович. Извините, но председателя нет на месте.

— Где же он?

Референт замешкался, перелистывая пухлый блокнот.

— В общем, только для вас… Он, вероятно, ложится в больницу. Понимаете, давление, сердце.

— А Целмс? Он-то, надеюсь, в добром здравии?

— Товарищ Целмс… — чуть смешался помощник и взглянул на часы, — но ведь уже пятнадцать минут седьмого.

— Внимание, дорогие зрители и слушатели, внимание! Оч-чень опасный момент! Все может решиться в доли секунды. Полузащитник «Даугавы» рвется вперед. Он выходит один на один с вратарем. Больше перед ним никого нет. Опаснейший момент! — комментатор захлебывался чувствами.

Небольшой, но высококачественный телевизор светился на ковре хорошо затемненной гостиной. Уютно потрескивали в камине таинственно мерцающие угли. Багровые отсветы ложились на лица мужчин, расположившихся в низких, по западной моде, креслах и с трудом сложивших пополам свои советские животы.

На даче Гайдиса Брилса, красавца с большим родимым пятном на виске — Меченого, собрались лучшие люди, вся охотничья компания. Здесь были громадный Улдис Целмс, неразлучный с ним милицейский генерал, которого здесь запросто называли Гунаром, и еще два каких-то важных аппаратных деятеля.

— Посмотрите еще раз. Операторы повторяют волнующий момент. Урбла делает нечто немыслимое. В какие-то секунды успевает к воротам и спасает «Жальгирис» от почти неминуемого гола… Вот что называемся самоотверженностью и патриотизмом! — надрывался комментатор.

Брилс первым заметил в темноте вошедшего Калныня и довольно радушно его приветствовал.

— Ого, везет же некоторым! Из отпуска — и прямо на такой матч угодить!

Звонко клацнула открытая для Калныня банка пива. Такими банками и прочими деликатесами, перепадавшими народу раз в году при раздаче праздничных заказов, здесь был щедро уставлен приличных размеров низкий столик — «спецугощение» под хороший матч. Груда пустых пивных банок уже заполнила красивую плетеную корзину.

Откуда-то незаметно появилось еще одно кресло, для Калныня. Но он не стал садиться, знаком показав Брилсу, что хочет с ним переговорить.

Компания удивленно и неодобрительно переглянулась. Футбол — святое дело, тем более что хозяин когда-то сам гонял мяч за институтскую команду. Брилс не преминул показать зубы.

— Что-то ты уж больно деловой стал, Андрис.