Долгая дорога в дюнах

— Насмерть пока не убили, — съязвила Зента. — Поучили для начала, чтоб к чужим невестам не лез.

— Что за глупости! — возмутилась Марта. — Вы же ничего не знаете.

— А что тут знать?.. — Зента возмущенно тряхнула головой. — Сколько же бесстыдства в людях! Делайте себе что хотите. Но зачем мальчику голову морочите? Если совести нет, хотя бы жалость какую поимели. Да как вы только порог переступили?

— Я смею… — с трудом решившись на признание, начала Марта, потому что я… — она запнулась, подняла голову — в дверях стоял Артур. — Боже! — в отчаянии подняла руку. — Что они с тобой сделали?

Ни один мускул не дрогнул на лице парня. Марта рванулась было в его сторону, но, встретив пустой, безразличный взгляд, подавленно остановилась.

— Скажи матери, Артур… — едва слышно проговорила она. — Скажи ей все. Она должна знать.

Он угрюмо молчал.

— Не хочешь? Ну тогда я скажу. — Марта обернулась к Зенте. — Я… жена вашего сына.

Женщине, по всей видимости, показалось, что она ослышалась.

— Что? — Мать беспомощно посмотрела на Артура. — Да что ж это такое, сынок?

Марта со страхом и надеждой ждала ответа.

Любовь, ненависть, ревность — все кипело, боролось в нем, рвалось наружу едкими, прожигающими до самого сердца упреками, но сказал он только одно:

— Не жена ты мне, уходи.

— Артур! — в отчаянии метнулась к нему Марта. Что ты делаешь? Опомнись! — девушка с мольбой заглянула ему в глаза.

Но он повторил упрямо:

— Иди, откуда пришла. Обойдемся без барских объедков. — И захлопнул за нею дверь.

Банга стоял, прижавшись лбом к стеклу и смотрел, как уходила Марта. Был момент, когда, казалось, что он бросится ей вслед, остановит, но проходили секунды, а Артур все не двигался с места.

Девушка шла медленно, с трудом ступая по колеблющейся под ногами земле, ничего не видя, нечего не слыша. Зябли в вечернем сумраке голые ветви деревьев. Пусто, по-осеннему неприютно глядело подворье Озолса. Сквозь незакрытые стропила крыши холодно поблескивало небо — такое же зловещее и бескрайнее, как море за серой грядою дюн. Именно туда шла Марта. К старому, доброму карбасу, единственному существу на свете которому она могла сейчас доверить свою душу и сердце.

В кабинете Рихарда горел свет. Он сидел у стола, разбирая бумаги. Услышав стремительные шаги, вскинул голову и замер — перед ним стояла Марта. Лицо ее было безжизненно бледным, словно гипсовая маска.

— Я согласна, — не разжимая губ, мертвым голосом произнесла она и замолчала, будто забыв, зачем пришла сюда.

Рихард поднялся, шагнул к ней, взял за руку:

— Что с вами? Вам нездоровится?

Слышите, Рихард? — упрямо, почти зло повторила она. — Я согласна… стать вашей женой. Или, может быть, вы передумали?

Кровь бросилась Лосбергу в лицо. Он ответил, едва сдерживая волнение:

— Вы так противоречивы и стремительны в своих решениях, Марта… Позвольте, я вам отвечу тем же. Мы обвенчаемся сегодня же.

Он в упор взглянул на нее, увидел, как расширились, дрогнули ее зрачки, и повторил жестко:

— Или сегодня — или никогда.

…Темная, громада церкви наполнялась светом. Служка проворно зажигал свечи. Из-за алтаря торопливо вышел пастор и с ходу начал читать молитву. Сзади шушукались свидетели — Аболтиньш с женой, горничная Лосберга, Эрна, рядом с нею, как всегда пьяненький, Петерис, несколько гостей из Риги, личные друзья Лосберга, рыбаки, среди которых был и Лаймон.

Сам Озолс испуганно озирался по сторонам, то и дело поправляя на своей бычьей шее мешавший галстук.

— К чему такая спешка? — недоуменно вполголоса проговорил он. — Пожар, что ли?

Аболтиньш сочувственно посмотрел на обескураженного отца невесты, неопределенно пожал плечами что, мол, поделаешь, барские причуды.

Лосберг, торжественно держа под руку бледную, обряженную в подвенечное платье Марту, нетерпеливо вслушивался в бормотание пастора, ожидая, когда тот доберется до сути дела. Наконец, служка подал на подносике кольца.

— Венчается раб божий Рихард… венчается раба божия Марта… — возвестил пастор.

Марта, как во сне, протянула руку, пальцы ее дрожали, и Рихард долго не мог надеть ей кольцо.

— Поцелуйтесь, дети мои, и да благословит вас господь! — услышала она голос пастора и совсем близко увидела расплывающееся лицо Рихарда, его вытянутые для поцелуя губы.

Все вдруг поплыло перед нею — лицо жениха, пастор, темные лики святых, мерцание свечей… Закружилось — сначала медленно, потом все быстрее… И превратилось в бешеную круговерть.

Артур взволнованно шагал из угла в угол. Мать, перетирая посуду, с состраданием наблюдала за сыном.

— Чего теперь казниться? Выплеснутую воду не зачерпнешь.

Резко распахнув дверь, в комнату вбежал Лаймон:

— Ну и заварил ты кашу! Всякое видел, но такое…

Артур замер, с волнением вглядываясь в лицо друга.

— Представляете, тетя Зента, только им пастор кольца надел, только благословил, она — хлоп в обморок. Вообще-то, я вам скажу, молодой Лосберг похлеще папаши будет. У этого между пальцев не проскочит. Приволок пастора, обвенчался…

— Что с Мартой? — собрался с духом Артур.

— А бог ее знает. Шум, паника… Унесли без чувств.

Артур метнулся к вешалке, схватил фуражку:

— Где? Где она?