Долгая история (СИ)

— Мне правда нравится твой новый свитер, — тихо произнёс он, вставая с подоконника.

Лера быстро обернулась, переступив с ноги на ногу, чтоб не упасть — как раз вовремя, чтоб оказаться с Юрой лицом к лицу, когда он подошёл.

У него был туманный, мечтательный взгляд. Как будто его только-только разбудили от чертовски хорошего, восхитительного сна, и он ещё не до конца проснулся. Юра взял её лицо в ладони, провёл большими пальцами по щекам. Его несправедливо пушистые — как у каждого парня — ресницы подрагивали, и глаза были такого офигенно, просто офигительного светло-зелёного оттенка, что хотелось его чем-нибудь ударить, или…

«Ну поцелуй меня!» — хотелось взвыть Лере.

Но он этого не сделал. Его рука медленно соскользнула с её щеки на волосы, пальцы поймали и потянули вниз кольцо еле-еле держащей хвост резинки. Растянутая резинка легко сползла по Лериным волосам, оставляя их рассыпаться по сторонам её лица. Она едва заметно дёрнула головой, от этого простого действия почувствовав себя не вполне… уверенно. Наверное, из-за всё того же не меняющегося взгляда, которым Бейбарсов на неё смотрел.

Он моргнул и отнял вторую ладонь от её лица, но Лера перехватила её и удержала на месте до того момента, как горячие кончики пальцев мага успели отстраниться.

— Так что… кхм, — Лера не смотрела ему прямо в глаза, поочерёдно перебегая взглядом с выреза водолазки, в котором на шее блестела тонкая цепочка амулета, на подбородок и на широкие плечи, — …ты там говорил? Нравится мой свитер, да?

Она говорила негромко и размеренно. Как обычно.

— Угу…

Их лбы соприкоснулись. Лера колебалась какую-то секунду, прежде чем поднять глаза и так же негромко, с расстановкой уточнить у него:

— А я тебе нравлюсь только в этом свитере?

Длинные Юрины пальцы выскользнули из-под её ладони, мимолетно коснувшись подбородка, и его голова отрицательно качнулась из стороны в сторону, скользнув носом по её.

— Так ты нравишься мне больше, — прошептал он, сминая колючие края тёмно-красной вязи, и потянул их вверх.

Ближе к вечеру похолодало, и дотошно настукивающий по черепице азбуку Морзе дождь сменился мокрым снегом. Грязно-белые слипшиеся комки, похожие на куски ваты, тяжело падали на крышу дома, сад и ступеньки крыльца, налипали на наружные части оконных рам и сразу таяли там, оставляя после себя мокрое неряшливое пятно. Юра накинул на плечи куртку и толкнул входную дверь, выходя наружу.

Лера, обнаруженная здесь методом исключения, сидела на верхней ступеньке, которую ещё закрывал от мусорящего на землю неба скат крыши. Она странно скрючилась, подтянув к себе колено и обняв его руками. Спутанные волосы лежали на дугой изогнувшейся спине и почти сливались с бордовым свитером, в этом хмуром освещении казавшимся коричневым. Куртки она не надела, и теперь мелко подрагивала, ёжа плечи.

Бейбарсов сделал к ней два шага прежде, чем понял, что Лера дрожала не от холода. Зябкая тишина, в которой снег исчезал на носках Софьиных тапок, колебалась только отдаленным свистом ветра за углом и еле различимыми рваными вздохами. Юра встал на месте, как вкопанный, когда разобрался, что она здесь… плачет.

И не просто плачет — ревёт! Долго и беззвучно, зло вытирая лицо рукавами и рефлекторно хватая ртом воздух.

Это было странно, неожиданно и… страшно. Офигеть как стрёмно. Он никогда не видел, чтоб она плакала, или даже просто собиралась. Да она просмотрела два часа «Хатико» с таким лицом, будто это была серия «Ну, погоди!» (в следствие чего за себя Юре стало стыдно). А сейчас она мало того, что дорыдалась до того, что никак не могла успокоиться, так ещё и из-за него (потому что, Лигулова мать, из-за чего ещё?!). Она слышала, конечно, как он вышел на крыльцо, кинула короткий взгляд через плечо и снова отвернулась, в очередной раз проведя насквозь мокрым манжетам свитера по губам и уперев лоб в колено.

Бейбарсов подошёл к ней и опустился рядом на корточки, теперь не решаясь до неё даже дотронуться. Он чувствовал себя таким виноватым, везде, даже не понимая, в чём именно он виноват. Он сделал ей больно? Был неаккуратен? Она этого не хотела?..

Лера подняла голову, провела по лицу ладонями и резко выдохнула, смотря куда-то перед собой, через весь двор за забор и тянущиеся за ним унылые черно-белые от смешения снега и грязи поля, на которых топтались и со скрипучими карканьями перелетали с места на место с десяток ворон. Облако пара растаяло в нескольких сантиметрах от её губ.

Её большие, чайного цвета глаза опухли, под покрасневшим носом блестело, а щёки покрылись неровными пятнами. И всё равно: она была красивой. Даже такая, даже сейчас. Не для всех, но для него — хотя он бы без раздумий двинул в морду любому, кто попробовал бы с ним не согласиться. Может, даже красивее, чем обычно, и Юра не мог этого объяснить, потому что боль — это нефига не красиво! Может, всё дело было в искренности, в простом отсутствии масок? В чистых, незамутненных наружным актерством эмоциях?

В гробу он видал такие эмоции, конечно. Ну что он за идиот!