Юра инстинктивно посмотрел вверх — туда, где под самым куполом поля, позади самой верхней трибуны, располагалась комментаторская ложа. Снизу невозможно было разглядеть того, кто в ней находился, но звонкий девчачий голос и так был им всем хорошо знаком: Оля Тарабарова третий год комментировала все школьные матчи. Поскольку сегодняшняя игра имела статус тренировочной и мало освещалась средствами массовой магформации, приглашать официального комментатора Чемпионата Мира, в целях экономии, не посчитали нужным. Что значило: утешаться остроумными трелями Мишкиного отца им сегодня не придётся. Впрочем, об этом близнецы уже знали заранее.
— Зря смеётесь! — на весь стадион заявила Тарабарова под прокатившееся по трибунам хихиканье. — Тому, кто аргументирует мне, чем сегодняшний матч отличается от суда над нашей доблестной сборной, я могу подарить свой полугодовой абонемент в лысегорский спасалон «Седьмое пекло». Всё равно с этого острова меня никто туда не выпускает!
Под новые хихиканья Юра, кривясь, отвёл взгляд от комментаторской ложи. Голос Тарабаровой действовал на него демобилизирующе. Последние два дня его настойчиво скребло чувство вины, с которым до этого в жизни он не был знаком даже шапочно. К Оле так и не вернулись навыки танца, все её упорные попытки встать на пуанты заканчивались болью в разом потерявших навык мышцах и слезами — и он, в отличие от неё, знал, что так отныне будет всегда. Знал, что это случилось из-за него — в первую очередь из-за него — и знал, что не может сделать ничего, чтобы это исправить. Ламара получила, что хотела, и больше не отзывалась — хотя он пытался докричаться до неё всё следующее утро и ночь. Он не мог вернуть Оле главный смысл её жизни, но не мог и абстрагироваться от её горя. Одновременно ему хотелось хоть как-то утешить её, компенсировать потерю, остаться рядом — и хотелось убраться от неё подальше, чтоб только не видеть и не вспоминать, какую гадость он сделал. Поэтому хорошо было, что после их неудачного свидания Оля окончательно обозлилась на него и не хотела даже разговаривать, предпочитая холодное ядовитое игнорирование. Уже несколько раз за последние два дня Юру посещало нехорошее предчувствие, что, если бы она знала, что потеряла свой немагический дар из-за него — она бы просто испепелила его искрой на месте.
Юра сделал глубокий вздох, вытряхивая из головы лишние мысли, и провёл ладонью по жёстким тёмным волосам. Вчера Сашка подстригла его и немного перестаралась — так что теперь они не лежали, а торчали во все стороны нелепым коротким ёжиком, в некоторых местах длиннее, в некоторых — короче. Но Юре, в принципе, было всё равно — главное, что больше не мешали.
Пока Тарабарова — голосом чуть более осипшим, чем обычно, и с новым унылым оттенком в нём — перечисляла игроков команд, те выстроились напротив друг друга в две ровные линии, полётные инструменты на изготовку. Прозвучал начальный свисток, и двадцать человек под крики и шум трибун вслед за двумя драконами и пятью разноцветными мячами взвились в воздух. Сами по себе защёлкали зачарованные лопухоидные фотоаппараты болельщиков, включились камеры лысегорских операторов. Первый дружеский матч Мирового Драконбольного Чемпионата «Тибидохс — Кицунэ» начался.
Едва ноги последнего тибидохского игрока оторвались от земли, как Иошши уже перехватила не успевший набрать высоту пламягасительный мяч и устремилась к облетавшему поле по кругу Ртутному. Колоссальная огневая мощь тибидохского дракона была главной проблемой кицунэ, решить которую они стремились максимально быстро — пока та не доставила им хлопот.
Слава, пришпоривая свой барабан колотушкой, во весь опор впереди нападающей противника погнал занимать своё место возле дракона. Юра с Сашкой синхронно свернули свои сноуборды на перехват.