Долгая навигация

…Самым страшным тогда было солнце. Мутное, огромное, рыжее солнце висело над мутными зелеными валами. У них сломалось рулевое, и они потеряли ход, потому что затопило машину. Крышки трюмов не проломило, и потому они держались. Ветром выдавило все двери и окна. Они сидели в коридоре в надстройке. По каютам сидеть было страшно. Сидели в коридоре, упершись спиной в переборку, ногами — в другую. Дверей в торцах коридора не было, и теплая волна проходила через головы по коридору насквозь. Между волнами в коридор пялилось солнце — дикое и чужое. Они сидели в коридоре и тупо ждали, когда все это кончится. Насчет того, чем все это кончится, иллюзий не было.

— Песик очень выл, — сказал, подумав, Серега. — Смеялись.

Между Серегой и боцманом Витькой суетился корабельный пес. Когда наваливалась волна, они хватали пса за лапы, чтобы его не унесло. Когда волна выходила в противоположную дверь, пес начинал отчаянно выть. Пса звали Вася, а полностью Василь Андреич. «Не скули, Василь Андреич!» — кричал кто-нибудь, и все очень смеялись. Кроме песика, Василием Андреевичем звали еще старшего помощника капитана.

Четыре года плавал Серега до службы, три здесь — итого семь. Призывался он в одно время с Шуркой и Крохой, и уйдет вместе с ними. Но про это все почему-то забывали. Никем Серега не командовал, никого не воспитывал и в трюма никого не загонял. В строю бывал только на вечерней поверке и выходной имел два раза в месяц, когда, напялив персональную белую куртку, его подменял мичман Карпов. Готовил Карпов хуже.

— Что делать будешь? — спросил Шурка. «Что делать будешь, когда придешь домой?»

— Женюсь, — убежденно сказал Серега. Снял берет, разгладил раннюю лысинку и, быстро вцепившись в трубу, аккуратно надел берет обратно. — Или в море пойду.

— Есть на ком жениться?

— У нас все девки хорошие. Или в море пойду.

— Не надоело?

— Вода, — равнодушно сказал Серега.

Они летели — вверх и вниз, на мокром кафеле, и с борта на борт…

— Привяжи ты ее к чертовой матери, — сказал Шурка про дверь.

— Хрен с ней, — сказал Серега. — Ты видел, как танкер горит? Я видел.

…Горел француз в Бискае. Самого танкера видно почти не было: мили на полторы горела нефть. На палубе он вез в придачу бочки с какой-то горючкой. Когда на палубе что-то взрывалось, бочки летели вверх метров на пятьсот. Кругом было полно судов, и никто не мог сунуться к французу. Команда слишком поздно стала сматываться, из трех шлюпок на чистую воду прорвалась одна. И то, ребята говорили, все в ней были помешанные.

— Я видел.

— Ну и черт с тобой, — грубо сказал Шурка. — Карловича ты не видел?

Серега пожал плечами.

И Шурка пошел дальше.

Хлоп, хлоп…

Ругнувшись, он вернулся, вынул из нагрудного кармана сырой еще голландки шкертик и привязал раскрытую дверь к трубе титана.

— Не надо, — попросил, не оборачиваясь, Серега. — Дует.

За дверью амбулатории Шурка услышал повизгивание, а потом громовый хохот, и стало ему завидно. Конечно, к Доктору набилась вся молодежь, и чего им не веселиться — вся служба впереди, два с лишним года. Шурке очень хотелось узнать, отчего так смешно, но стоять под дверью неприлично, а войдешь — и смеяться не станут. Чужой.

…Смеялись просто так. Мишка Синьков, выгнанный за самоволки с первого курса мореходки, высчитывал, когда он станет капитаном-наставником, а Сеня, Валька и Доктор активно ему помогали. У Мишки получалось — через восемнадцать лет, а с их поправками — через восемьдесят.

— Тихо! Считаем сначала, — кричал Мишка. — Стой! Значит, так. Через два года я играю ДМБ. Так?

— Так, — соглашались остальные.

— Через три, — соглашался Сеня.

— Будет мне… двадцать один?

— Двадцать три, — ронял голову Сеня.

— Не мешай!..

Начинались ступеньки карьеры.

— С четвертого курса я уйду на заочное. И на пятом пойду чет-вер-тым…

— Пятым! — кивал Сеня.

— Пятого не бывает! Четыре штурмана на пароходе! А на шестом пойду…

— Шес-тым!..

Словом, шла несусветная глупость, но, начав смеяться, уже не могли остановиться. Пели, развалясь на амбулаторном столе, и Доктор аккомпанировал, стукая пинцетом по бутылочкам. Затем сообща стали уговаривать Сеню прямо сейчас надеть кислородный прибор: если Сеня случайно уснет, они, не будя его, тихо доставят, одетого в маску, прямо к месту пожара.

Почему-то все твердо считали, что танкер горит.

А Карлович швабрил офицерский коридор. Он был дежурным по низам. Сидеть просто так было скучно. Он всегда предпочитал работать. Два с половиной года прошло за работой, и еще полгода пройдет…

— Помочь? — спросил Шурка и тут только понял, отчего его так ведет, будто с хорошего стакана: оттого, что давно не спал. Мышцы были пустыми и легкими и голова позванивала и плыла.

— Гальюн разве, — сказал раздумчиво Карлович.

Шурка глянул в умывальник и загрустил:

— Это только пожарным шлангом.

— Можно, — согласился Карл.