Долгая ночь

Неожиданно такие, казалось, обычные и незначительные вещи приобрели новое значение и даже опасность. И Эмили приняла на себя новую обязанность, хотя, я уверена, что никто ее об этом не просил. Она все время говорила мне об этом по пути в школу.

– Теперь, когда наступило твое время, – говорила она, – я уверена, ты сделаешь что-нибудь такое, что навлечет позор на нашу семью. Я буду за тобой присматривать.

– Я не позор для нашей семьи, – резко отвечала я. Другое изменение произошло во мне – я стала уверенной в себе. Как будто волна взрослости пронеслась надо мной, и я стала старше, чем была. Эмили больше не будет вселять в меня ужас, думала я. Но она только высокомерно и самоуверенно улыбалась.

– Нет, – предрекала она. – Зло, сидящее в тебе, использует любой способ, чтобы это свершилось.

Она развернулась и пошла дальше, как обычно уверенная в своей правоте.

Конечно, я понимала, что теперь ко мне совершенно иное отношение, каждое мое движение или слово оценивается и обсуждается. Мне всегда теперь нужно следить, чтобы каждая пуговица у меня на блузке была застегнута. Если я стояла слишком близко к какому-нибудь мальчику, Эмили с интересом, широко открыв глаза, следила за каждым моим движением. Она все время ждала повода, чтобы придраться, ожидала увидеть, как наши руки или плечи соприкасаются или, Боже упаси, моя грудь слегка задевает какого-нибудь мальчика, даже если это происходит случайно, когда тот проходит мимо. Не было ни дня, чтобы Эмили не обвиняла меня в кокетстве. По ее мнению я или слишком много улыбалась, или слишком вызывающе поводила плечами.

– Это самый простой для тебя способ превратиться из Еноха в Иезавель, – провозгласила она.

– Нет, – резко возразила я, даже не зная точно, что это означает. Но этим вечером за обедом, Эмили открыла Библию на первой книге царей. Пристально и гневно взглянув на меня, она прочитала:

– Мало было для него впадать в грехи Иероваама, сына Наватова; он взял себе в жены Иезавель, дочь Ефваала, царя Сиданского, и стал служить Ваалу и поклоняться ему.

Когда она закончила чтение, я заметила, как папа опять странно на меня смотрит, только сейчас мне показалось, что он тоже, как и Эмили, считает, что я, вероятно, дочь зла. Мне стало неловко, и я быстро отвела взгляд.

Эмили кружилась вокруг меня как ястреб, приготовившийся к нападению, и я просто разрывалась между желанием общаться с мальчиками, особенно с Нильсом, и чувством вины. Если Нильсу раньше и нравилась моя улыбка, то теперь, казалось, он просто загипнотизирован мной. И когда бы я не оборачивалась на уроке, я всегда видела Нильса, пристально рассматривающего меня, мягкий взгляд его темных глаз был полон интереса ко мне. Я чувствовала, что вся горю; и всякий раз появляющийся трепет у меня где-то под грудью расходился волнами по всему телу. Мне казалось, что все написано на моем лице, и каждый может это заметить, поэтому я быстро прятала взгляд, проверив предварительно, что Эмили не следит. Но почти всегда она наблюдала за мной.

Теперь по дороге домой Эмили всегда отставала для того, чтобы идти позади меня и Нильса, а не впереди. Даже близнецы жаловались на ее медленную походку, но Эмили не обращала на них внимания или говорила им, чтобы они шли вперед без нее.

Конечно, Нильс тоже чувствовал взгляд Эмили и понимал, что должен придерживаться определенной дистанции между нами. Если мы обменивались книгами или листками бумаги, мы должны были быть уверенными, что наши пальцы не соприкоснутся на глазах у Эмили.

Однажды весной после полудня мы получили передышку от наблюдений Эмили. Мисс Уолкер попросила ее остаться в школе после занятий – помочь ей в работе. Эмили любила подобные дополнительные обязанности, потому что это придавало ей ощущение значимости и власти, и она быстро согласилась.

– Немедленно иди домой, – предупредила она меня в дверях школы. Затем она посмотрела на Нильса и близнецов, ожидающих меня. – И я надеюсь, что ты не сделаешь ничего такого, что могло бы навлечь позор на Буфов.

– Я тоже Буф, – отрезала я. Усмехнувшись, Эмили удалилась.

Я была в бешенстве, и это чувство не покидало меня почти всю дорогу до дома. Близнецы, как всегда, торопились и шли гораздо быстрее, чем я и Нильс. Вскоре они и вовсе исчезли из вида. Мы с Нильсом на ходу упражнялись в латыни, повторяя по памяти союзы в прямом и обратном порядке. Вдруг он внезапно остановился и посмотрел в сторону тропинки, уходящей вправо. Мы находились рядом с развилкой к его дому.

– Здесь есть один замечательный пруд, – сказал он, – в нем бьют ключи, поэтому вода там такая чистая, что можно увидеть плавающие стайки рыбок. Хочешь посмотреть? Тут недалеко, – сказал Нильс и добавил, – этот пруд – мое тайное место. Когда я был маленьким, то считал его волшебным. Я до сих пор так думаю, – признался он, застенчиво потупив взгляд.

Я не могла сдержать улыбки. Нильс поделился со мной своей тайной. Я была уверена, что он ни одной живой душе, даже сестрам не говорил, что означает для него этот пруд. Я была взволнована и польщена тем, что Нильс мне доверился.