Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)

В общем, сама она тоже, как Рембо была — только женского рода. В смысле не накаченная — а наоборот, очень симпатичная даже. И лицом, и фигурой — и даже попой. А это для наших баб самая большая редкость, я тебе абсолютно доподлинно заявляю, как художник звукооператору, да. То есть зад у неё очень даже привлекательный был, не хуже фасада. И на заду этом фотка японская со встроенной вспышкой болтается — та, которая и плёнку сама переводит, и прочее всё сама делает, включая наведение на яркость и подбор кадра, что снимать предстоит. Да. А так же гримировку снимаемого с последующей проявкой и опохмеливанием — фиксацией сознания то есть. Разве только сама из чехла в руку по велению биотоков мозга не выпрыгивала — как пистолеты у Гаррисона. Но это как-то можно было пережить, да. А за поясом у неё — самая настоящая петцелевская система-пушка. То есть та самая, где яркость с конусом рассеяния автоматически регулируются — смотря, на что ты наводишь её, да,— и лампочка галогеновая из монолитного кварцевого стекла неперегорающая... Я до того только раз в жизни подобную систему видел — на выставке буржуйской в одном ряду с петромаксом стояла. С аккумуляторами своими штатными — что по размеру, как наши батарейки, а току в 10 раз больше...

— Ври, да знай меру,— Сашка сплюнул. — Во-первых, или лампочка галогеновая, или из кварцевого монолита со спиралью запрессованной — они действительно почти вечные, только неэкономичные: потери тепловые большие, оттого от них и отказались на Западе... Или уж обычная лампочка, но с регулируемой светимостью. И петромаксы на выставки не возят — весь мир и так знает, что это,— но знаешь, сколько вывоз петромакса из Венгрии через таможню стоит? Проще патент на производство купить. Вот, говорят, американцы и французы купили — так что лет через пять, может, и завалят мировой рынок дешёвыми и доступными бензолампочками… А то и газовыми.

— Ладно тебе... По крайней мере система петцелевская была, это точно — не то, что наши ‘двухгонореечные банарики’... И стоим мы так против неё — пятеро смелых. И плекс из сапогов торчит: кирзовых. Рваных. В общем, познакомились.

— Сталкер сел на камень, надвинув на задницу пенку.

— ‘Задись’,— сказал он,— покурим. А эта штука пусть пока созреет. Наши всё равно ещё спят.

Сашка устроился на камне напротив. Они погасили свет, закурили.

— Так вот и познакомились мы с ней.

— Сталкер на секунду остановился, затянулся сигаретой и продолжил:

— Оказалось — конечно — не местная. Папаша её какая-то в’лажная партшишка в Калинине, а здесь, под Старицей, у них гнездо родовое — фазенда фамильная по женской линии. И каждое лето её на этой фазенде выгуливают — подальше от “тлетворного влияния Запада”, что папаня её из загранкомандировок своих, очевидно, на нижнем белье привозил. Да.

— Сталкер снова затянулся и выпустил дым узкой струёй: в темноте попав точно в сашкино лицо.

— Гад,— отчётливо произнёс Сашка, отгоняя от себя вонючее облако сталкеровской “астры”.

— А номенклатура вся такая,— меланхолично согласился Сталкер,— чужую честь ‘блюют’, а свою с умом и совестью за разум задвинули... Да.

В общем, от разлагающегося нашего на папашиных глазах и при содействии, общества, её сюда каждое лето загоняли — чуть-ли не с детского сада. И мы, конечно, сразу её Изаурой звать начали...

: Сашка усмехнулся чему-то — чему-то внутри себя — но перебивать не стал. И Сталкер продолжил.

— В общем, втюрился я в неё тут же, естественно,— и по-крупному. А она уже давно от наших дыр без ума была; она же с детства по ним лазила — ну и потихоньку заразилась этим самым — нашим... Да только снаряга, я тебе скажу, у неё была — с нашей не сравнить. Ну, оно и понятно: папаня... Обычное дело, в общем. Да. Дыр она, кстати, знала — миллион. Наверное, все старицкие дыры знала — даже те, что никаким московским и тверским спеликам не снились...

Сашка вновь усмехнулся — но Сталкер в темноте не заметил.

— Она в калининском меде училась, и в старицкой больнице подрабатывала — хирургической медсестрой, для практики и чтоб от папани не зависеть. Потому что она совсем не как Шкварин твой была — а с мозгами и глазами на нужном месте, да. У неё вообще всё на своём месте пребывало — ну и папаше это, понятно, сильно не нравилось. Да только что он мог поделать? Она у него одна была, как водится, да. И в институт не блатной поступала — по папиному звоночку — а сама. Как все. И в хирурги подалась, потому что за папаню ей дюже неудобно перед народом было. Но папаня у неё, думается мне, всё-таки нормальный мужик был — нормальный отец, я имею в виду. Я с ним потом познакомился — ну да я ещё расскажу, как.

... А мамаша у неё была — ну прямо чистое золото. Говорят: выбирай жену по тёще — ну я и выбрал. Мгновенно, да. С первого же, как говорится, раза. И стал я гонять в эту Старицу каждую божью неделю. Когда один — а когда и с народом выходило. С “ДС”-ом вот ездил, и с “Подмётками” раза два.