Долгая прогулка

По прибытии в Катар, где размещалась штаб-квартира ВВС США, меня встретил у трапа главный инженер штаба. Он сообщил мне, что планы поменялись, порвал сопроводительные бумаги и объявил, что до конца командировки на Средний Восток я перехожу в его подчинение. Меня освободили из-под стражи, но взамен я должен был пройти через чистилище рутинной работы: перекладывать виртуальные бумаги и отвечать на телефонные звонки, сидя в дальнем углу дешевого передвижного офиса, а также ходить на совещания и «летучки» и представлять командованию точные сведения о том, что я увидел, фигурально выражаясь, «на экране радара». Каждый день я читал подробные отчеты о заданиях, выполненных моими ребятами в Баладе. Каждый день я мечтал вернуться на север Ирака, прекрасно сознавая несбыточность этой мечты.

К тому времени я уже понюхал пороху. Автоматы, вездеходы, любовь, Братство, подрывы, СВУ, дух товарищества, роботы, бородатые офицеры спецназа и минометный обстрел — все это было в моей жизни. Теперь я знал, что в этом терзаемом взрывами краю пыльных бурь вполне можно жить, делая то, что тебе нравится.

Я должен был вернуться в Ирак. Мне необходимо было туда вернуться. Но как?

Я покорно отбывал наказание до тех пор, пока однажды, через четыре месяца, когда моя командировка в Катар подходила к концу, на столе у меня не зазвонил телефон. Звонил мой коллега — командир самого крупного на тот день саперного подразделения ВВС США. Подразделение располагалось на авиабазе «Неллис» под Лас-Вегасом.

— По возвращении в Штаты вы переезжаете сюда и заступаете на мое место, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

— Разве вы не слышали, сэр? Меня уволили. Я конченый человек, — ответил я.

— Да, мы в курсе того, что произошло. Подготовьте жену к тому, что по возвращении домой вы при первой возможности переедете из Кэннона в «Неллис». Через год мы снова отправим вас в Ирак, — с этими словами он положил трубку.

Все произошло точно так, как он сказал, и вот я снова здесь. В Киркуке. По колено в крови, среди обгоревших машин, орущих иракских полицейских и беспорядочной стрельбы. Я самый удачливый сукин сын — кому еще так везло?

Я взглянул на часы и посмотрел дату. Прошел месяц с того дня, как меня, словно бычка, доставили обратно в бокс.

Ровно месяц. Я продержался целый месяц на командной должности, и меня не уволили. И не уволят.

— Представляешь? — обратился я к Юбэнку, который разгребал возле белого столбика бензоколонки облитые бензином неподдающиеся идентификации человеческие останки, пытаясь отыскать на них следы взрывчатки, могущие послужить вещественным доказательством. — Я уже месяц здесь, и меня не уволили.

— Поздравляю, сэр! — радостно отозвался Юбэнк. Даже без своих солнцезащитных, таких же, как у Элвиса, очков, которые он оставил в лагере, Юбэнк сохранял всегдашний невозмутимый вид.

Мы оба посмеялись, согласившись, что нам крупно повезло, и продолжили ковыряться в обгоревших фрагментах легковых машин, лужах мочи и тормозной жидкости, принадлежащих разным людям оторванных пальцах, подшипниках и клочьях одежды, выискивая во всей этой каше какие-нибудь зацепки.

Я выхожу из дому: ярко светит солнце, холодный воздух бодрит, Безумие тихо кипит и булькает во мне, словно варево в кастрюльке, оставленной на весь день на плите на медленном огне. Еще одна пробежка ради укрощения этого готового выплеснуться через край варева — может, с ее помощью удастся выжечь в себе все худшее, что принесли в мою жизнь волны судьбы.

В конце подъездной аллеи меня ждет Рик. Мы бегаем вместе не каждый день, но в последнее время он присоединяется ко мне все чаще. Теперь я редко бегаю один — предпочитаю с Риком. Мы не договариваемся заранее, он не нуждается в специальном приглашении, и я почти всегда ему рад. Бороться с Безумием, бегая в одиночку, бывает тоскливо, а Рик обожает пробежки. Мы встречаемся на дороге и поворачиваем к реке, которая вьется внизу широкой серой лентой — она всегда бывает такой в конце ноября.

Рик — ходячая швабра с локтями и коленями. Он выше меня ростом, и ноги у него длиннее, поэтому, если он бежит трусцой в своем обычном темпе, мне трудно за ним поспевать. Мы дышим в унисон и бежим в ногу — немного быстрее, чем когда я один. Но Рики знает, что чем быстрее я бегу, тем лучше мне удается заглушать в себе Безумие, поэтому он не сбавляет темпа. Пробежав две мили, я начинаю отставать, хотя дорога ровная и солнце еще пригревает. Рики оборачивается и смотрит на меня, щурясь от яркого света и добродушно усмехаясь.

— В чем дело, капитан? Не бойся сыпучего песка! — шутит он.

Собравшись с силами, я догоняю его, и мы бежим рядом.

Дорога петляет между рекой и красивыми особняками, между трепещущими на ветру морскими флагами вытащенных на берег яхт и аккуратными домиками колониального типа с черными ставнями на окнах, выходящих на Ниагару. Вот уже три мили позади. Не успеем оглянуться, как пробежим пять миль. Безумие ослабляет хватку на четвертой миле. Последняя половина пути — относительный кайф.