Долгая зима

Старый Тьюбал Кейн был исполнен сил,
Он крепчайшим был из людей.
Он трубку набил, он кубок испил,
И позвал он трёх скрипачей.

— Ох, мама, я не знаю, что со мной случилось: я ничего не помню! — чуть не плача, произнесла она.

— Это из-за пурги. По-моему, мы все как будто спим, — ободрила её мама и, помолчав, добавила: — А вы перестаньте к ней прислушиваться.

Время, казалось, тянулось бесконечно. Мэри спросила:

— А как нам перестать?

Мама медленно закрыла книгу, потом встала и сказала:

— Ладно, пойду принесу вам сюрприз.

Сюрприз лежал в передней комнате. Это был кусок солёной трески, насквозь промороженный и твёрдый как камень.

— На обед у нас будет рыбная подливка! — провозгласила торжественно мама.

— Да, доложу я вам. Шотландцы — они всех за пояс заткнут! — воскликнул папа.

Мама положила треску в тёплую духовку, чтобы она оттаяла, и взяла у папы из рук кофейную мельницу.

— Мы с девочками домелем пшеницу на сегодня. Мне очень жаль, Чарльз, но нам сегодня потребуется побольше жгутов, а ты ещё должен успеть согреться перед тем, как идти кормить животных.

Лора пошла помогать папе. Когда они внесли на кухню охапку жгутов, Кэрри устало крутила кофейную мельницу, а мама чистила треску.

— От одного только запаха рыбы человеку становится веселее, — сказал папа. — Ты у меня просто чудо, Каролина!

— Я думаю, для разнообразия это будет то, что надо, — сказала мама. — Но самое главное, у нас есть хлеб, Чарльз. Вот почему мы должны радоваться. — И, заметив, что папа смотрит, сколько зерна осталось в ведре, она добавила: — До конца этой бури хватит, если только она не продлится дольше обычного.

Лора взяла у Кэрри мельницу. Её очень тревожило, что Кэрри так похудела, побледнела и устала, что ей трудно молоть зерно. Но даже тревога казалась Лоре какой-то далёкой из-за непрестанного воя пурги.

Свободный и независимый

Пока продолжалась буря, Альманзо целыми днями думал. Он перестал шутить, а лошадей чистил и обтирал совершенно машинально. Он даже предоставил Рою печь оладьи, а сам сидел и задумчиво строгал палку.

— Знаешь, о чём я думаю? — спросил он наконец.

— Наверно, о чём-то очень важном, судя по тому, сколько времени у тебя на это ушло, — отозвался Рой.

— Я думаю, что в этом городе есть люди, которые умирают с голоду, — заявил Альманзо.

— Да, пожалуй. Некоторые голодают, — согласился Рой, переворачивая оладьи.

— Я сказал: умирают с голоду! Взять хотя бы Инглзов, ведь их шестеро. Ты заметил, как он исхудал и какие у него глаза? Говорил, что у них кончилась пшеница. Ты подсчитывал, на сколько дней шестерым может хватить той малости, что он у нас купил?

— У него должны быть другие припасы.

— Они поселились здесь позапрошлым летом и не уехали дальше на Запад с продолжением железной дороги. Он взял здесь участок. А ты сам знаешь, что можно вырастить на дёрне за первое лето. И заработать тут негде.

— К чему ты клонишь? Собираешься продать свою семенную пшеницу?

— Ни за какие деньги! Если только найдётся способ её сохранить, — заявил Альманзо.

— Так что же ты хочешь сказать? — спросил Рой.

Альманзо пропустил его вопрос мимо ушей.

— Я думаю, Инглз не один попал в такую переделку, — продолжал он.

Потом медленно и аккуратно подсчитал съестные припасы, оставшиеся в городе к тому времени, когда остановились поезда, и назвал семьи, у которых, по его подсчётам, кончалось продовольствие. Потом вычислил, сколько времени потребуется для расчистки дороги после того, как прекратится пурга.

— Допустим, это будет в марте, — заключил он. — Надеюсь, я тебе ясно доказал, что людям придётся либо съесть всю мою пшеницу, либо умереть с голоду до того, как привезут продовольствие.

— Пожалуй, — согласился Рой.

— А вдруг вьюга продержится до апреля? Не забывай, что старик-индеец предсказал семь месяцев непогоды. Если до начала апреля поезда не пойдут и если сюда вовремя не доставят семенную пшеницу, мне придётся сохранить своё зерно, чтобы не лишиться будущего урожая.

— Похоже, что так оно и есть, — подтверди Рой.

— И в довершение всего, если к началу апреля поездов не будет, люди всё равно помрут с голоду. Даже если они съедят всю мою пшеницу.

— Так к чему ты клонишь?

— К тому, что кто-то должен привезти пшеницу, которая лежит на том участке южнее города.

Рой медленно покачал головой.

— Никто туда не поедет. Никто не станет рисковать своей жизнью.

Альманзо вдруг повеселел. Он пододвинул стул к столу, положил себе на тарелку дымящуюся стопку оладий и полил её патокой.

— А почему бы не попытать счастья? Чем чёрт не шутит!

— Сорок миль! Поехать в эти прерии искать иголку в стоге сена? Двадцать миль туда и двадцать обратно? Ты же сам знаешь — никто не может сказать, когда эта буря настигнет человека. С тех пор как она началась, ещё ни разу не было двух ясных дней подряд. Самое большее, что было — это полдня ясной погоды. Ничего из этого не выйдет, Манзо. С таки же успехом можно поиграть в снежки с преисподней.