Долгая зима

— Итак, — начал папа, — представьте себе ночь в джунглях. Этот мерцающий свет — отблеск нашего костра. Вокруг нас ревут и воют дикие звери — львы, тигры, гиены, а может, даже парочка бегемотов. К нам они не приближаются, потому что боятся огня. Вы слышите, как шелестят большие листья и пронзительно кричат птицы. Стоит глухая, темная, душная ночь. Над головой сияют большие звезды. А теперь я почитаю вам, что будет дальше.

Лора изо всех сил старалась слушать, но в голове у нее стоял туман, и она ничего не понимала. Папин голос смешивался с бесконечным шумом бури. Она чувствовала, что больше не сможет ничего делать, не сможет даже просто слушать или думать, пока не утихнет пурга. А пурга не утихала.

Лора устала. Устала от холода и тьмы, от черного хлеба и картошки, устала скручивать жгуты, молоть пшеницу, топить печку, мыть посуду, убирать постели, устала ложиться спать и просыпаться. Она устала от ураганного ветра. В нем не звучало никаких мелодий, только беспорядочный шум бил ей в уши.

— Папа, — прерывая чтение, вдруг сказала Лора, — ты не мог бы поиграть нам на скрипке?

— Конечно, могу. — Папа удивленно отложил в сторону книгу. — Если тебе хочется послушать скрипку, я с удовольствием сыграю.

Пока он растирал онемевшие пальцы, Лора достала футляр из теплого уголка за печкой.

Папа натер канифолью смычок, положил на плечо скрипку, потрогал струны и взглянул на Лору.

— Сыграй «Красавец Дун», — попросила Лора, и папа заиграл и запел:

Как смеет берег чудный Дун
Цвести со щедростью такой...

Но замерзшие пальцы не слушались папу, и скрипка слегка фальшивила. Потом музыка стихла, потому что лопнула одна струна.

— У меня от мороза распухли пальцы, я не могу играть, — смущенно произнес папа, укладывая скрипку в футляр. — Убери ее до лучших времен, Лора.

— Я как раз хотела попросить тебя, Чарльз, чтобы ты мне помог, — сказала мама. Взяв у Мэри кофейную мельницу, она высыпала из ящичка муку, наполнила воронку зерном и вручила мельницу папе. — Надо намолоть еще муки, чтобы испечь хлеб к обеду.

Она достала из теплого места под печкой накрытую салфеткой миску с закваской, размешала, влила две чашки в кастрюлю, добавила соли, соды и муки, которую намололи Мэри и Кэрри. Потом взяла у папы мельницу и досыпала в кастрюлю все, что намолол папа.

— Теперь как раз хватит. Спасибо, Чарльз.

— Я, пожалуй, схожу к животным, пока еще не совсем стемнело, — отозвался папа.

— К твоему приходу обед будет готов.

Папа оделся и вышел из дома.

Лора прислушивалась к вою ветра, тупо уставившись в пустое окно. Хуже всего то, что папа не может играть на скрипке. Но если б она не попросила его поиграть, он бы, наверное, об этом не узнал.

Мама сидела в качалке у печки. К ней пристроилась Кэрри. Мэри, держа на руках Грейс, сидела напротив и, тихонько покачиваясь, пела:

Я спою тебе песню о крае, где нам
Обещали приют для души.
Волны вечности катят к его берегам,
Возле них замирая в тиши.

Грустные протяжные звуки песни сливались с жалобным воем ветра, а в сгущавшихся вечерних сумерках вихрем кружился снег.

Пшеница в стене

Утром метель прекратилась. Лора протерла в заледеневшем чердачном окне дырочку и сквозь нее увидела, что поземка низким облачком метет по голой коричневой улице.

— Мама! Мама! — крикнула она. — Я вижу землю!

— Да. Ночью ветром смело весь снег.

— Который час? То есть, я хотела сказать, какой теперь месяц? — сонно спросила Лора.

— Середина февраля, — отвечала мама.

Значит, весна ближе, чем Лора думала. Февраль — короткий месяц, а в марте зима кончится. Снова придет поезд, и у них будут белый хлеб и мясо.

— Мне так надоел черный хлеб, на который ничего не намазано, — сказала она.

— Не жалуйся, Лора, — быстро прервала ее мама. — Никогда не жалуйся, человек всегда должен быть доволен тем, что у него есть.

Лоре вовсе не хотелось жаловаться, она просто не знала, как объяснить, о чем она думает.

— Да, мама, — кротко пробормотала она и испуганно оглядела мешок с пшеницей в углу. В нем осталось так мало зерна, что он напоминал сложенную тряпку.

— Мама! — воскликнула она. — Ты хотела сказать... — Папа всегда говорил ей, что не надо ничего бояться. — Сколько у нас пшеницы?

— Я думаю, на сегодня хватит, — отвечала мама.

— А папа не может купить еще?

— Нет, Лора. В городе нет ни зернышка.

С этими словами мама аккуратно уложила на решетку духовки ломтики черного хлеба подсушиваться к завтраку.

Лора взяла себя в руки, подбодрилась и спросила:

— Значит, мы умрем с голоду?

— Конечно, нет, — сказала мама. — Если нам нечего будет есть, папа зарежет Эллен и телку.

— Нет! Нет! Не надо! — вскричала Лора.

— Успокойся, Лора, — сказала мама и пошла наверх за Грейс, а Мэри и Кэрри тем временем уже спускались вниз одеваться у печки.

Папа весь день возил сено и пришел домой только сказать, что перед ужином забежит на минутку к Фуллеру. Вернулся он с новостями.